Звук, что становился все громче, пока не стал похож на карканье черного ворона, что пытался пародировать хохот.

На лице Виктора Цепеша проявилась маска непонимания и удивления, но хватки он не ослабил. Напротив, стал лишь сильнее сжимать череп, что смотрел на него провалами пустых глазниц и еще имел наглость смеяться.

— Смешно тебе, значит, — рыкнул мужчина, вкладывая всю силу, что была в его руках. Тонкие полоски трещин стали расходиться все быстрее, разрастаться, как разверзается земля во время землетрясения. — Тогда и я посмеюсь.

Но он не смеялся.

А Лехрак продолжал клекотать и каркать.

Потому что он понял, что напоминали те вибрации, которые исходили от парня. Он вспомнил, где их чувствовал раньше. И потому ему стало смешно и легко одновременно.

Крррррак!

Череп треснул, словно спелый арбуз, который уронили на асфальт и брызнул тысячью белесых осколков во все стороны. Воронье карканье умолкло в ту же секунду, а тело Хозяина Леса рассыпалось ворохом листьев под ноги Виктора Цепеша.

Алая кровь медленно сочилась из восьми отверстий в его животе и под грудью замедляясь с каждым ударом сердца, пока не прекратила впитываться в одежду вовсе.

Ни один зверь не дернулся в его сторону, зачуяв очередное кровопролитие. Ни одно разумное или неразумное существо даже близко не задумалось над тем, чтобы напасть на мужчину. Во-первых, потому что рядом с ним был Хозяин Леса. А во-вторых… запах его крови был настолько горьким и дурным, словно от него веяло самой смертью.

Виктор Цепеш смотрел себе под ноги, разглядывая останки бывшего реликта, который заправлял этими угодьями явно не первую сотню лет.

Что теперь случится с этим лесом — он понятия не имел, как и не понимал какая вообще была надобность в таких существах. Если бы они были санитарами леса, как те же волки в допотопные времена — тогда было бы понятно, но так… ничего кроме бесцельного шастанья и обрастания мхом в их обыденной жизни он не видел.

Но факт, что эти создания обладали сознанием, был интересным. И если бы не обстоятельства, то Виктор с удовольствием бы попытался сохранить ему жизнь и доставить к себе в замок для экспериментов и дополнительных исследований.

За спиной хрустнули ветки. Мужчина быстро развернулся, выставив перед собой руку с раскрытой ладонью. Рунический шар тут же метнулся перед своим хозяином и завис в воздухе в полутора метрах.

Среди поваленных стволов деревьев, среди ветвей старых кустарников он увидел маленькую группу изможденных людей в черных мантиях, от которых веяло магией. Их было три человека. Один огромный, словно ходячий кусок накачанного мяса. Израненный, но залатанный магией. Свежие шрамы все еще пульсировали зеленоватым светом, второй худой и длинный, а третий глубокий старик, которых еще поискать в этом мире надо было бы.

— Вы еще кто такие? — спросил он строго, оглядывая оборванцев.

Самый старый мужчина, опираясь на посох, стукнул им по сухой земле, но звук удара посоха скрылся в ворохе листьев.

— Не твоего ума дело, имперская шавка, — громыхнул здоровяк.

— Что ты сказал? — прошипел Цепеш, сузив глаза.

Старик выставил руку перед собой, призывая к спокойствию.

— У нас есть собственная цель, граф. Мы только что потеряли в схватке с местными монстрами двоих собратьев. Позволь нам просто пройти мимо и закончить начатое.

Цепеш осматривал их с неприязнью вельможи, встретившего бродягу на балу у знатного рода. По-хорошему таких, как они, будь император жив, следовало бы заковать в кандалы и доставить на ближайшую плаху, но сейчас… время утекало сквозь пальцы, а молодой Кулибин скакал все дальше. И проблема была еще в том, что свое ездовое животное Цепеш, к сожалению, утратил.

Не рассчитал силу реликта. Что ж, бывает.

Но… что могут делать черные еретики в лесу…

Глаза мужчины распахнулись от осознания.

Девка. Племянница Долгорукова. Она была закована в кандалы, он точно помнил это. Теперь ему все стало понятно. Зачем она была нужна этой троице — одному богу известно, да и, честно говоря, графу было все равно. Основная задача сейчас для него — настичь Александра и вынести приговор.

— Мне бы следовало убить вас троих, — сказал Цепеш, на что здоровяк фыркнул, словно бойцовский бык. Не хватало только пара из ноздрей. — Но у меня к вам есть более интересное предложение.

Да. Принципы — это хорошо. А еще хорошо, когда тебе попадается враг твоего врага.

* * *

— Все, привал, — огласил я, когда навскидку мы проскакали еще примерно триста метров от перекрестка. Лошадям все равно нужно было отдохнуть от длительной скачки и стресса. Жаль только, что рядом не было ни реки, ни у нас с собой запасов воды, потому что все пожитки остались в том злосчастном городке, откуда пришлось рвать когти.

Спешившись, мы встали небольшим табором, чтобы быстро выпить воды, закинуть какие-то крохи еды, что находились в седельных сумках и обсудить план.

— Как поступаем дальше? — спросил Иван.

— Послушайте, — сказал я, обращаясь ко всей группе. — Мы знаем дорогу, как выйти отсюда. Маргарита знает.

— Откуда? — удивился Руслан. — Она не похожа на то чудище, с которым мы там на полянке любезно общались.

Шутить пытается. Это хорошо. Значит ментальная часть его сознания еще в порядке и не тронулась окончательно под напором Шепота и всего свалившегося на нас.

— От того самого, как ты сказал, чудища, — ответил я. — Сейчас это не главное. У нас есть четкий путь, по которому следует. Это из плюсов. Из минусов — все остальное.

— Что ты имеешь ввиду? — Уточнил Кречет.

— Что нам придется двигаться в сторону Петербурга, где Шепот действует с ваших слов сильнее всего. Врать не стану, я сам чувствую, как он давит на мозги, но есть решение. Оно неидеальное, временное и очень спорное, но все же решение.

— Не томи, — подключился Олег. — У меня уже башка пухнет от этого внутреннего «гу-гу-гу-пш-пш-пш». А отходняки потом такие, словно я бухал всю ночь.

— Да ты и так не просыхаешь. Или думаешь никто не чует, что у тебя во флажке точно не вода налита? — сказала Иша, отчего весь отряд, включая Олега зашелся негромким смехом.

— Ладно, шутки в сторону, — сказал я. — Рит, попробуешь?

Девушка замялась, опустив глаза в пол.

— Мне бы…

— Что такое? — спросил я и проследил за ее взглядом. — А,