— Постараюсь. — Валя кивнула и направилась к двери.

На душе у нее было муторно и тревожно. Она изо всех сил пыталась убедить себя в том, что ничего дурного не произошло, что Галка действительно заботилась о ней и говорила от чистого сердца. В какой-то мере это ей удалось.

Немного успокоенная, Валя зашла в отдел, где уже вовсю трудились Зоя Васильевна и Лада: раскладывали товар, прикрепляли ценники, протирали до блеска витринное стекло. Верка, как всегда, опаздывала, у нее с нового года накопилось не меньше пяти штрафов.

— Вот и наша Валюха, — обрадовалась Лада, — как чувствуешь себя?

Сказать по правде, Валя чувствовала себя неважно: с утра сильно кружилась голова, внизу живота ощущалось неприятное напряжение. Однако она заставила себя улыбнуться и бодро проговорила:

— Лучше всех. Давай, я буду протирать.

— На. — Лада протянула ей тряпку и пузырек с моющим раствором.

Зоя Васильевна окинула Валю критическим взглядом.

— Ты очень бледная. Завтра у меня выходной, у тебя тоже, сходим вместе к врачу.

— Хорошо, — покорно согласилась та.

Ее саму начало пугать ее состояние, она рада была любой поддержке и помощи.

Прибежала запыхавшаяся, краснощекая Верка, как всегда неунывающая, с кучей свежих сплетен и анекдотов. Постепенно в зале прибывал народ, у колбасного прилавка образовалась очередь.

Работа немного отвлекла Валю от тягостных мыслей, но самочувствие ее при этом лучше не стало. По-прежнему ныл затылок, перед глазами кружились, порхали зеленые мушки. Несколько раз, когда поток покупателей редел, она присаживалась на табурет, и Зоя Васильевна заботливо смазывала ей виски вьетнамским бальзамом «Звездочка». Сама она не жила без этого бальзама, считая его наилучшим средством сразу от всех болезней, и девчонки в отделе, беззлобно подтрунивая над начальницей, тем не менее на праздники неизменно дарили ей очередную баночку чудодейственной мази.

«Звездочка» жутко воняла, Валю мутило, но она мужественно превозмогала себя, делая вид, что бальзам ей очень помог.

После обеда, часов в пять, у прилавка с колбасами возникла Людмила Ивановна. Она выглядела непривычно хмурой, ни с кем не поздоровалась, а сразу обратилась к Вале сухим, официальным тоном:

— Колесникова, зайди к Лидии Александровне.

— Прямо сейчас зайти? — удивилась Валя и кивнула на томящихся за витриной покупателей: — У нас наплыв большой.

— Прямо сейчас, — подтвердила Людмила Ивановна и, ничего больше не говоря, исчезла.

— Зачем это, интересно, ты ей понадобилась? — недоуменно проговорила Лада.

Валя пожала плечами.

— Видать, по поводу документов, — предположила Зоя Васильевна, — а может, и премию хотят выписать, ты ж у нас труженица.

«Премия была бы кстати», — обрадовано подумала Валя.

Она положила нож, тщательно поправила фартук и вышла из зала в служебное помещение.

Секретарша что-то стремительно печатала на компьютере, почти не глядя на клавиатуру. Вошедшую Валю она заметила не сразу. Той пришлось негромко окликнуть ее:

— Лидия Александровна, вызывали?

— А, ты. — Секретарша мазнула по Вале беглым взглядом, кивнула и, выдвинув ящик письменного стола, достала оттуда Валину трудовую книжку. — На, держи.

— Зачем? — опешила та.

— Затем. Забирай и иди отсюда подобру-поздорову. — Лидия Александровна кинула книжку на край стола и вновь принялась печатать, видимо, считая разговор исчерпанным.

— Как идти? Куда? — Валя не верила собственным ушам. Ее увольняют? Но за что? Ведь за все время работы у нее не было ни единого замечания. Она решила, что чего-то не поняла.

— Кто приказал, чтобы я ушла?

— Муртаз Аббасович, — коротко ответила секретарша, продолжая стучать по клавишам.

— Но почему? Вы должны мне объяснить. И вообще, это незаконно, он не имеет права…

— Девочка моя, — Лидия Александровна отвлеклась от своего занятия и подняла на Валю блеклые глаза, утонувшие в складках век, — не тебе учить нас, на что мы имеем право, а на что нет. Если уж начистоту, то тебя сюда и взяли-то незаконно, без московской прописки. Так что не морочь мне голову, ступай и радуйся, что у тебя не возникло крупных неприятностей.

— Каких неприятностей? За что? — Валя почувствовала, как виски сдавило, точно щипцами. — Я пойду к Муртазу Аббасовичу, спрошу его…

— Только попробуй! — В тоне секретарши зазвучала неприкрытая угроза. — Муртаз Аббасович не желает тебя видеть.

— Да почему же?!

— Она еще спрашивает! — Лидия Александровна всплеснула руками. — Тварь неблагодарная. К ней по-человечески отнеслись, холили, лелеяли, денежки платили, а она, хищница, ишь чего задумала! Небось, еще и на декретные рассчитывала, подлая твоя душа! Вот шла бы в школу, к примеру, техничкой, имела бы в месяц полторы тыщи «рэ», тогда бы и получила свое пособие!

Тут только до Вали начал доходить смысл происходящего. Вот оно что. Вот в чем дело. Стало быть, Галка не зря пялилась на нее сегодня утром в раздевалке. Доносчица несчастная, настучала маменьке, а та и рада стараться: открыла глаза хозяину.

Валя ощутила, как ее переполняют гнев и обида. Да как они смеют с ней так? О каких коварных планах толкуют? Если и имелись у нее планы, то разве что родить ребеночка, самостоятельно поставить его на ноги, и ничего ей было ни от кого не нужно! Ничего! Нет, она этого так не оставит. Пойдет к этой скотине, Муртазу, и будет скандалить. Пусть даст ей доработать еще два месяца, ей сейчас шесть сотен баксов вовсе не лишние.

Валя, схватив со стола книжку, сделала шаг к двери, и тут внезапно пол под ее ногами качнулся куда-то вбок. Едва не потеряв равновесие, она крепко ухватилась за спинку стоящего рядом стула. Перед глазами все плыло и двоилось, казалось, за столом сидят разом две Лидии Александровны, и обе смотрят на нее с брезгливым испугом. Ей стало тоскливо и как-то пусто — будто все внутренности выпотрошили. А еще Валя вдруг отчетливо поняла, что смертельно устала. Так устала, что хоть в голос вой. Легла бы прямо сейчас, здесь, на пол и лежала, не вставая.

— Иди себе, — как из ваты донесся до нее голос секретарши.

Осторожно, точно ступая по льду, Валя вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Никуда она не пойдет. Эта сука права — в Москве она никто, и каждый волен сделать с ней все, что захочет. Да и сил спорить с кем бы то ни было у нее нет, хватило бы мочи добрести до отдела, проститься с девчонками.

При виде понуро бредущей Вали Зоя Васильевна схватилась за сердце:

— Господи Боже, что стряслось? Неприятности?

— Да еще какие. — Валя криво усмехнулась непослушными, онемевшими губами. — Меня уволили.

— Нашла, чем шутить! — возмутилась Лада.