Выслушав ее рассказ, Франсуа понял, что не испытывает к ней никакой нежности. Физическое влечение к высокой элегантной русской даме? Возможно. Но никакого порыва страсти. Он подумал, что нежность у него вызывает скорее милая Мари-Тереза, с ее совершенно не манерным голосом и красивой польской юбкой, надетой специально в его честь. Покопавшись в памяти, он не вспомнил ни единого случая, когда бы занимался любовью без какой-либо душевной симпатии, за исключением, возможно, одного-двух случаев в ранней молодости, послуживших, так сказать, инициацией.

Графиня повернулась к нему и подвинулась ближе. Теперь он ощущал легкое прикосновение ее тела. Она схватила и крепко сжала его руку.

— О чем вы думаете? — спросила она. — Вы ничего не отвечаете мне, и, кстати, я даже не знаю вашего имени.

~ Франсуа.

— Я должна сказать вам совсем о другом, Франсуа, а не излагать всю свою жизнь. Меня так пугает все, что может произойти со мной. Пугает и ужасает.

Ее пальцы нервно теребили его пальцы.

— Вы же видели мужчин, остающихся в городе. Сплошные бандиты. Они готовы совершить самое худшее, как только вы уйдете. Конечно, придет русская армия, но у ее командиров будут другие заботы кроме наведения порядка в Смоленске. Я умираю от страха и ничего не могу сделать.

Она прижалась к нему, и он ощутил тепло ее тела сквозь тонкую рубашку. Этот страх, панический страх заронил в него, возможно, легкую искорку нежности. Он вспомнил выражение, которое любила повторять его мать. Ее восхищали все красивые вещи, она обожала итальянскую живопись Возрождения, от Мантеньи до Караваджо. Она собирала книги, картинки из которых показывала сыну.

— Смотри, — говорила она, — и не забывай, что в мире нет ничего важнее красоты!

Он повернулся направо, чтобы взглянуть на Кристину, и утонул в ее сине-зеленых глазах, оказавшихся буквально в десяти сантиметрах от него. Он обнял ее рукой за плечи, прижал к себе. Она придвинула колено и положила ему на бедро.

* * *

Франсуа Бейль почувствовал, как его трясет чья-то рука. Вокруг было темно. Он едва разглядел силуэт графини Калиницкой, стоявшей около его кровати и плавно двигавшей рукой.

— У меня появилось новое увлечение — будить вас! — произнесла графиня. Она уже надела свою накидку. — Занимается новый день, любой ценой надо не допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что я приходила к вам.

Она продолжала что-то шептать, сидя в кресле и надевая туфли, одновременно что-то разыскивая в кармане.

— Пойду к себе. Я принесла для вас ключ. Их всего два. Если захотите увидеть меня вечером, можете пройти по коридору, но только дождитесь, когда все заснут. Увидите у меня слабый свет и найдете меня либо в гостиной, либо в спальне.

Она раскрыла ладонь, протягивая ему железный ключ.

— До свиданья, Франсуа. Доброго дня! Вы меня утешили, — добавила она и бесшумно проскользнула за дверь.

Бейль едва расслышал ее шаги в прихожей и легкий скрежет ключа в замочной скважине.

Графиня Калиницкая вернулась к себе.

* * *

Среда 14 октября принесла подтверждение того, что Бейль наблюдал в предшествующие дни. Русская армия продолжала двигаться на запад. Двигалась не быстро, основные силы еще не подошли к Смоленску. Дозорные не отмечали ни малейшего признака подготовки к атаке на город.

Не осмеливаясь себе в том признаться, после прошедшей ночи генерал Бейль надеялся продлить свое пребывание в Смоленске и старался представить себе события последующих дней. Вариант, что Кутузов не заинтересуется судьбой Смоленска и его гарнизона, совершенно исключался, но в то же время фельдмаршал старался сократить свое отставание от Великой армии. Когда-нибудь он пошлет армейский корпус отбить город. Когда? Через два-три дня или позже?

Вечером Бейль собрал командующих подразделениями во дворце губернатора. Каждый зачитал донесения, составленные его подчиненными. По флангам русской армии следовали отряды казаков, вооруженные пиками. Казалось, казаки существовали отдельно от регулярной армии. Они грабили крестьянские хозяйства, убивали дезертиров, если те им попадались. С трупов снимали все, что можно унести, до медных колец, ради которых отрезали пальцы, и кожаных поясов, вследствие чего трупы оставались лежать полуголыми. Эти казаки представляли собой легкую добычу для польских гвардейских улан, которые действовали организованными колоннами и располагали современным оружием, но их пленение не давало никаких полезных сведений, потому что из них ничего нельзя было вытянуть, за исключением того, что пришли они с юга. Поэтому их просто бросали полумертвыми на дороге.

Полковник Арриги выглядел озабоченным. Он долго молчал, а потом решился задать вопрос Бейлю:

— Все это, мой генерал, не сообщает нам ничего нового! Русские находятся к юго-западу от Смоленска и движутся на запад. В конце концов, они на нас нападут, но мы не знаем когда, и наших сил не хватит для обороны. Может быть, следует подумать об организации эвакуации, чтобы избежать нашего уничтожения и принести пользу Великой армии?

Франсуа Бейль внимательно выслушал своего помощника, восхищаясь его умением обобщать.

— Ты уже начал над этим думать, полковник Арриги? — спросил он в манере, которая могла удовлетворять и требованиям дружбы, и правилам военной иерархии.

— Да, но мне не удалось прийти к выводу. Проще всего, разумеется, было бы форсировать Днепр и двинуться на север вдоль реки. Вероятно, территория там пустая, и мы могли бы присоединиться к армейским корпусам Мюрата и Даву.

— В чем же неудобство такого решения?

— Для нас — никакого неудобства, мой генерал. Оно обеспечило бы сохранность нашей дивизии. Но мы бы тогда манкировали нашей главной задачей — замедлить и осложнить продвижение русской армии к месту будущего сражения.

— Тогда что ты мне рекомендуешь? — настаивал Бейль.

— Попробовать вылазку на юг, чтобы нарушить планы русских. Но я пока не вижу, как мы сможем после этого удачно избежать столкновения.

— Возможно, решение существует, — ответил генерал, который уже подумал об использовании Катынского леса. Он не говорил об этом раньше, так как боялся лишних ушей, прячущихся среди развалин здания. — В любом случае, отдайте распоряжения о выходе из города в субботу, через три дня. Это та отсрочка, которую мне назначил император. После мы уже рискуем оказаться в сугубо оборонительной позиции. Подготовьте снаряжение и запасы в течение ближайших двух дней.

Откланявшись, генерал Бейль удалился во дворец Калиницкого, так как ему требовалось время на размышление.

Он поужинал в одиночестве в столовой на первом этаже, после чего поднялся к себе в спальню. Наступила ночь. Он зажег свечи и решил выйти в коридор, чтобы взглянуть на карту, где он заметил большой Катынский лес. Стал искать ключ, выданный ему графиней и спрятанный им между страницами Дидро на ночном столике. Ключ лежал на месте. Бейль взял свечу и двинулся к двери на другом конце прихожей. Ключ легко вошел в замочную скважину, но поворачивался с трудом. Очевидно, этим переходом редко пользовались. Наконец, дверь открылась с глухим скрипом, и Франсуа углубился в коридор, обтянутый красным. Он нашел карту Смоленской губернии, поставил свечу на пол и сел рядом с ней. К западу от Смоленска находился большой лес, изрезанный тропинками, посередине его пересекали две широкие дороги. Одна вела строго на запад, другая поднималась к северо-западу, по направлению к Днепру, пересекала его и далее выходила на императорскую дорогу, ведущую к Минску. Франсуа долго раздумывал, как можно воспользоваться этими тропинками и дорогами, затем поднялся и снова взял свечу в руки. В конце коридора он увидел слабый свет, пробивавшийся под дверью в покои графини. Она была у себя. Заметно нервничая, он пошел дальше по коридору и открыл дверь в прихожую. Свет шел из гостиной. Графиня сидела за столом, делая вид, что разбирает бумаги. Она обернулась на шум.