Ярость. Хранительница никогда не выказывала определенной силы в подобном ключе. Видимо, ее форма за параллелью была много умнее и дозвончивее. «Сказочностью здесь пахнет, так хочется вкусить рассредоточенной любви». Внутри Глорис начал разворачиваться цветочный бутон.

– Я все еще тут, значит мне дозволено прогуляться по здешним красотам. – Сказала Глорис и немного изменила голос, чтобы вымолвить следующее:

– Труру ква пента крю Ле-манше… Кинолента показала моему существу, что мне нужно низвергнуться вниз и стать черной дырой, которая поглотит важную в нашем мире форму не-совершенности.

Пространство выдержало паузу, дав девушке время прогуляться и осмотреться хорошенько. И когда материальная воздушность Вдохновения начала просачиваться в физику Глорис, тогда Пространство выудило из своего неизмеримого багажника черный нож и вместительную чашу из лунного серебра.

– Если бы я могла, я бы сгустила туман над землями Мяса и проткнула их всех жердью из солнечного золота. – Хранительница словно бы предвосхищала действие Пространства. – Давай, умник, делай свое дело, пускай я очнусь в синих водах. – Она раскинула руки в приглашающем жесте, распахнув тем самым срединную чакру своего существа.

Нож глубоко вошел в теплую плоть, и розовая кровь заструилась потоком раскаленной магмы. Серебряная чаша быстро наполнилась поблескивающей жидкостью. Пространство причмокнуло в удовлетворительном настроении, сбросив тело Глорис с высоты облачного Вдохновения. Ее закрутило в помрачительном падении, сознание болталось где-то сбоку, не выказывая особых возгласов. «Все это сумрачное действо только для того, чтобы Времени было куда гадить…». И все погрузилось в успокоительную темноту.

Обстояла тоска по родным местам или нет, для целей родничковых перемен то было не так уж важно. Целая голова – важнее, чем богатое воображение. И можно было вполне обойтись и без понимания происходящих вокруг процессов. Летел ветер по направлению к снежным покровам, овевая тех призрачным, промозглым сиянием. Дерево еще не пахло предрассветным соком высвобождения, но уже напоминало своим легким качанием молодецкую породу весны. Так прекрасны ее нежные лепестки! Это время существует для обновления самого себя, а еще для того, чтобы танцевать в воздушных материях.

Вот так просто взяло неопределенное мрение настойку из пихты и яблони, соединило два аромата в один и бам: вполне пристойным образом вылепилась машина для остановочного шага. А что это за остановочный шаг – одно Мясо его знает. Черт не шутит, когда выливает масло на раскаленную сковороду. Для каждого найдется его личный лекарь и мастер заплатных дел. Дерево Вдохновения пахло свободой, это несомненно, но что еще более важно здесь, так это то, что его непредубежденная манера находить себя во чреве человеческого существования ни на миг не оспаривалась скептическим взглядом. Того, в те моменты просветления, просто не существовало. Музыка отдыхает на руках у хрустального младенца – этому посвящены столькие поэмы и романы.

Апокрифический туман. Затейливая звуковая гармоника. Урок номер пять для Глорис вышел действенным, но ей предстояло узнать не только оранжевое великолепие. Крен всеобщего корабля был замечен из простых наблюдений о движущемся мальчике, которого звали Остров Прельщения.

Клавишная музыка на того совершенно не действовала и для захвата его внимания была выбрана старая молодуха птичьих кровей. Ее вывели на пригорок, где мальчик любил бывать, играя в звездные паззлы. Там развернулось целое действо о мрачевателях путеводного сока. Мысли… эти кавардачные пастушки на фоне неотразимо светлеющего неба истины – просто пыль. Их ненужность ясно проглядывается даже обывателями!

Из прошлого видно, что этот мальчик не был обычным напальчником для местного торговца обидными словами, а был капелькой росы на ярко-зеленом фоне растений.

А без Б не видит края собственного великолепия, ибо оно рассеивается в безбрежном океане совершенно эгоистических страстей. Хранительница Глорис это знала, потому и согласилась быть тем мальчиком на пригорке. К нему приходили гости, охаживали важные персоны, размывалась и вновь собиралась сама грань чьего-либо присутствия. Вдохновенный воздух приятно щекотал легкие, а также был в своем роде хорошим отвлечением от мирских дел.

Башка Оранжа криво косилась на мальчиковую тень, но не делала ничего, не вмешивалась и не портила солнечные дни. Все были довольны, черный нож все еще проливал розовую кровь, а на небе расцветали полевые цветы. Дух будущего мягко стелился на сознание, Лагуна безмолвствовала. Переход обязательно нужно перейти, во чтобы то ни стало! Сладости с шоколадом оставили для детей младшей группы, а Острову Прельщения подавайте запеченных омаров под соком из вишни и лайма, спрыснутого обжигающе огненной водой.

Алхимия духового оркестра напоминала, что не все что золото – крепко напичкано в янтарную шкатулку. Маятели обязывали сделать привычный покров огуречного жизнеописания невозможным. Фери не смог предупредить об ошибке своих друзей, но все-таки смог выйти на космическую галантерею, одурачив могущественное окружение из Времени и Пространства. Его дух – сознание, оно изначально принадлежало вечности, из чего следует, что никакая лимонная долька не пройдет в потусторонние вертяще-крутящиеся моменты без понимания.

– Принесите мне пастушку по-строже, иначе я вывалюсь из своего саркофага раньше времени! – Повелительным тоном воскликнул Мальчик и сделал обиженное лицо. – Перекрасить бы вас всех на манер петухов и куриц, философские неучи!

Пространство послушно повиновалось и отдалось в руки нежащегося на солнце мальчугана. Красива была кожа пастушья, лоснилась она маслом с грозовых картин. «Вот бы оное делали художественные заплатки в Черном Подреберье, тогда бы не требовалась противная вонь Мяса и Земляного Рва». Думать для кого полезно? Для маятельной натуры, предчувствующей уничтожение, которой вскоре предстоит взглянуть в глаза окончательному распаду.

– Было ли это мерзко или склизко? Банановую кожуру бы в рот Назидателям, те хорошо знают, что с этим делать! – Верещал несносный мальчуган.

Глорис, будучи в нем, стала терять свои черты, превращаясь в детскую заносчивость. Ее платье медленным шагом двигалось к завершению инициатического пути. Ум засыпал.

Островом озабоченности из-под бесцветной воды выпрыгнули синие щупальца охранителей – те ненадолго решили отдохнуть от стережки космолетов-преобразователей.

– На пороге, где расцветают эти красные мерцатели я бы мог еще пригубить вина или вины, но меня грубо остановили некие стеклянные человечки! – Коричневая форма охранителя противно скрипела от каждого его движения, но эти звуки, казалось, совершенно не улавливались щупальцеголовыми.

Мальчик Глорис-Островное-Прельщение выглянул из своего простецкого укрытия и с большим интересом стал наблюдать за гостями. «Как мерзок был их вид», – думала мальчиковая голова, – «я бы с каждым из них потанцевал клубничного вальсу, а потом съел их смешные головы!».

– Помнишь тех розовых господ, которые пожаловали за преобразователями? Они ведь из Розовой Длани, а значит в их белых халатах пестрела красивая, но жестокая ересь. – Теперь голос подал охранитель в синем костюме. Пурпурный цветок, что находился в его нагрудном кармашке, выгодно оттенял общую убогость синего существа.