Особенно, как ей показалось, ему нравились порывала и простыни. Их он пытался и сорвать, и завернуть вокруг веревки. Щелкание мокрой ткани отвлекало девушку и заставляло просыпаться и хмуриться спящего Кота, считавшего, что все его хотят обидеть .

В очередной раз открыв глаза, он оглядел округу в поисках нарушителей тишины и поднялся на лапки. Потянулся, вытянув хвост в струнку, потом выгнул спину. Затем потоптался, огляделся вновь и залез под куст подальше досыпать. Девушка, наблюдавшая эту картину, улыбнулась и тут же вскинула голову, услышав поблизости разговор.

– Твои все разбежались? – раздался из открытого окна голос тети Сатии, которая, не дожидаясь ответа подруги, тут же продолжила, – Я уже тоже подзабыла, каково это, когда в доме собираются все дети. Такое счастье! – она звучно вздохнула.

Кастия задумчиво посмотрела на окно. Может, это тетя Сатия говорила недавно где-то поблизости? Значит, девушке это не почудилось. Немного удивляло, что Вито не поприветствовал гостью лаем, но этому могло быть объяснение. Например, мама вышла на встречу подруге, и тетя Сатия говорила с ней.

– Да, это счастье, – откуда-то из глубины дома послышался ответ Ялмы, – Ты права, разбежались кто куда. Мужчины закрылись в мастерской. Даже на обед не смогла дозваться. Уж, не знаю, чем они там увлеклись, но...

Кастия улыбнулась, представив, как мама покачала головой и развела руками. Увлечение отца к собирательству разных устройств она всегда воспринимала по тому же принципу, какой признавала верным когда-то для своих подрастающих детей:

"Чем бы не занимался, лишь бы не расстраивался".

Девушку это всегда смешило. Особенно, потому что отец также относился к маминому увлечению разведением трав и лекарственных растений, которые заполонили все комнаты дома с солнечной стороны и, конечно, вторую терассу.

В детстве Кара рассказывала, что это домашнее пространство родители долго делили. Каждый хотел устроить там свою вотчину, но запах маминых любимцев вытеснил папу и его инструменты. В это было легко поверить, вспомнив его реакцию, когда совсем недавно мама давала ему понюхать пахучий подарок Террина с далеких островов.

– Ты уже знаешь, что он опять уезжает? – в голосе Сатии прозвучали неподдельная грусть и огорчение. Хотя она не сказала, кто был этот "он", Кастия и Ялма, которой предназначался этот вопрос, поняли, о ком пойдет речь, – Я уже обрадовалась, что он вернулся... А он..., - она огорчённо замолчала, не договорив фразу.

– О, дорогая, я тебе очень сочувствую, – голос Ялмы послышался уже совсем близко от окна. Очевидно, она подошла поближе к подруге, оставив дела на потом при виде ее расстроенного состояния, – Конечно, знаю. Мне Хаид сказал. Еще ночью...

– Когда он возник на пороге, я не сразу поняла, что это - мой сын, – вдруг проговорила Сатия, – из тьмы в дом вошел взрослый мужчина, а ведь сбежал совсем еще мальчишка... Я много думала за эти годы: увижу ли его еще хоть раз, какой он стал...

– Сатия,...- заговорила мама Кастии, но подруга перебила ее, продолжая рассказывать:

– Но глаза его и улыбка. И... мой сын вернулся. Какое счастье! Мое сердце так исстрадалось по нему. Ни один из моих детей не причинял мне столько забот, сколько он.

– Я понимаю..., - посочувствовала подруга.

– И, знаешь, что я подумала, когда поняла, что это – мой повзрослевший сын? - вопросила Матия.

– Нет. А что?... – отозвалась Ялма немного рассеянно, но тут же спохватилась и предположила, – Только, надеюсь, не всю эту глупость вроде "теперь я могу умереть спокойно"?

Кастия покачала головой и, молча, улыбнулась, на мгновение замерев над грядкой, потянувшись за очередным сорняком. "Мама в своем стиле", подумала она. Она и сочувствует, но и слишком хорошо знает тетю Сатию и ее любимые привычки. Из любого случая та способна сделать целую сцену со слезами, бурной радостью или стенаниями. Такие способности заслуживали благожелательных зрителей.

– И это тоже, – не смутилась находчивая женщина. По крайней мере, в ее голосе смущения не прозвучало.

– Но что-то еще? – в голосе мамы девушка услышала едва сдерживаемый смех.

– Что он привез из тех стран жену, – мрачным голосом сообщила ее подруга, будто озвучила вселенскую трагедию, – какую-нибудь чужеземку. "Знакомьтесь, дорогие родители", – передразнила воображаемую реакцию сына.

– И что ж теперь? – неподдельно удивилась мама Кастии, а сама девушка замерла, выпрямившись в струнку, – Разве такого не могло быть?

– Вот именно! – воскликнула Сатия, – я как осознала это... Как с ней общаться? На каком языке? А если она – чужестранка и хочет жить на родине? Мы же вовсе его можем больше не увидеть... И внуков!

– Ты накручиваешь себя, –миролюбивым тоном заметила Ялма.

– Может, быть, – подтвердила подруга, – Но он сказал: "Я не женат", и я снова запереживала...

– Теперь-то отчего? – спросила Ялма явно со смехом в голосе.

– Будто бы тебе эти мысли были несвойственны!? – девушка отмерла и как бы воочию увидела, как обычно отмахивалась Сатия от вопросов, на которые не хотела отвечать. –Когда Верт раз за разом отвергал невест... Вспомни, чего ты только не напридумала. И как тревожилась... И спросить боялась, и не спросить... В конце концов такому два объяснения, и ни одно мне не нравится!

– Да, что было, то... Ужас! Несколько циклов каких-то бестолковых метаний.... И что ты придумала, Сатия?....О, вот только не говори мне, что ты его спросила в лоб?

Ялма явно была шокирована, а Кастия поднялась и, держа грязные руки подальше от платья, чтобы не испачкать его черной и жирной землей, осторожно стала продвигаться вдоль дома. У передней терассы она намеревалась помыть руки и обозначить для мамы и ее подруги свое присутствие. Пока они чего лишнего не наговорили, за что всем будет неловко.

Подслушивать, действительно, нехорошо. Как говорила бабушка: "Ничего хорошего не услышишь, если подслушивать!" Она была права. Хоть и любопытно было оказаться невольным свидетелем разговора, но нехорошо. Неправильно. Как потом вести себя и ничем не выдать, что слышала непредназначенное для посторонних ушей? Да и как смотреть потом на Террина и Верта, которых мамы могли достаточно вольно обсуждать, думая, что рядом никого нет.

– Да, я спросила его. Знаешь, мне не нужны слухи о неправильности сына, как шептались про сына того мельника, но и по жене в каждом порту тоже нехорошо! – с вызовом ответила Сатия, отстаивая свое право на материнскую заботу в том виде, как она ее себе представляла.

Кастия попыталась побыстрее покинуть это место, не выдавая своего присутствия, чувствуя, как начинают гореть щеки и шея. Но тут она добралась под окно и споткнулась, зацепившись за какой-то выступ тапочкой. Чтобы не упасть, не поломать посевы, свалившись на грядку и не наделать шума, ей пришлось упереться одной рукой в стену в поисках опоры.

– И что он тебе ответил? – голос Ялмы раздался прямо у нее над головой, будто мама выглянула посмотреть, есть ли кто поблизости. Девушка прижалась к стене, надеясь, что ее не видно из-за нависавшего над ней внешнего подоконника.