– Ну-ну же, милая… Пойдемте в дом. А то простудитесь и захвораете.

Только тогда Дарья заметила, что солнце ушло, а небо затянуто суровыми низкими тучами, кое-где прорезаемыми всполохами молний, и что ее платье насквозь промокло под ливнем. Она дала себя поднять и, поддерживаемая нянькой, пошатываясь, направилась к дому. Матрена уложила ее в постель и принесла горячего молока с медом. Даша приняла из рук Матрены чашку, благодарная не столько за целебное питье, сколько за молчание. До няньки наверняка дошли разговоры о страшной находке в кабинете, но, как бы ей ни хотелось об этом поговорить, она окунулась в мудрое молчание.

Видимо, Матрена добавила в молоко несколько капель снотворной настойки, потому что вскоре Даша почувствовала, как ее тело отяжелело, а голову заволокло ватным туманом. Она с облегчением опустилась на подушки и погрузилась в глубокий сон, который продлился до вечера.

А незадолго до ночи пришло известие о том, что ее супруг, генерал Седов, погиб.

Ярослав неожиданно разозлился, да так, что вышел из себя, как река – из берегов во время наводнения, сметая гневом все доводы и оправдания. Олеся расстроилась до слез и, видя, что с братом сейчас невозможно разговаривать, ушла к себе и закрыла дверь. Пусть остынет. Такие вспышки гнева у него случались, но в основном их вызывали рабочие или бытовые происшествия, когда Ярослав оказывался в ситуации, которую не мог контролировать. Но чтобы он так сердился на Олесю – ни разу. А причиной его гнева послужил ее рассказ о встрече с исследователем паранормальных явлений по имени Матвей. «Мы сами справимся!» – кричал Ярослав, тогда как Олеся, онемевшая и обездвиженная его яростью, никак не могла взять в толк, что в ее действиях показалось ему таким вопиющим. «Да нет же!» – воскликнула она и, заметив, что своим замечанием лишь усугубила ситуацию, обреченно махнула рукой и скрылась у себя в комнате. Там она расплакалась – от обиды, непонимания и ощущения несправедливости. Но не успели на ее глазах высохнуть слезы, как в дверь осторожно постучали. На пороге возник брат.

– Можно? – Он виновато улыбнулся. – Я вот чаю тебе принес.

Олеся молча кивнула и вытерла ладонью глаза.

– Прости меня. Сам не понимаю, что на меня нашло.

Девушка снова кивнула, еще не зная, как реагировать на желание брата примириться. С одной стороны, ей не хотелось ссоры, с другой – обида все еще отравляла сердце.

– Ты не прав, – наконец произнесла она. Ярослав вздохнул, поставил чашку с чаем на тумбочку и сам присел на краешек аккуратно застеленной кровати.

– Да, я не прав. Не прав в том, что накричал на тебя. Но это не значит, что я считаю верным твой шаг – обратиться за помощью к незнакомым людям в ситуации, которая касается только нас с тобой.

– Не только нас, – напомнила Олеся.

– Ну… Может быть. Но, поверь, тот человек, которого ты желаешь разыскать, для меня все равно что не существует. Понимаешь? Я его не знаю. Это какая-то абстрактная персона – то ли есть, то ли ее нет. А ты для меня очень даже реальная.

– Если я для тебя такая реальная, почему тогда ты отвергаешь все возможности, которые бы нам могли помочь?

– Не отвергаю, – после некоторой паузы задумчиво произнес Ярослав. – Например, то, что ты сделала запрос в архив, считаю верным шагом. Но обращаться к каким-то шарлатанам…

Он брезгливо поморщился и насмешливо посмотрел на притихшую сестру.

– Олеся, если бы это были проверенные люди, одно дело. Но другое – какой-то мальчишка, не профессионал. Ты же сама мне его таким описала!

– Да, я ошиблась! В чем сама же и призналась! Но лежачего не бьют! А ты не только не помог мне подняться, но еще и наподдавал пинков.

– Прости, прости, прости, – повинился он, беря ее за руки. Олеся отдернула ладони, но, чтобы сгладить неловкость, взяла в обе руки предназначенную ей чашку с чаем и сделала глоток.

– Мир? – заискивающе спросил Ярослав.

Она молча кивнула, желая, чтобы брат все же оставил ее одну.

– Ладно, я пойду, – угадал он ее желание. – Еще раз извини. У меня отменилась интересная съемка: мой клиент неожиданно ушел к Завицкому, которого, ты знаешь, я терпеть не могу. Потому сорвался на тебя. Это больше не повторится.

– Надеюсь.

– Хочешь еще чаю?

– Нет, спасибо. Забери, пожалуйста, чашку.

Ярослав поднялся, но в дверях остановился и, оглянувшись, сказал:

– Обед сегодня я приготовлю. Сделаю свои «фирменные» макароны, которые тебе так нравятся. Идет?

– Угу.

– Ну-ну, не куксись. Все будет хорошо.

С этими словами он наконец-то удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь. Олеся откинулась на кровать и устремила взгляд в потолок. От выходки Ярослава, едкой, как кислота, ее хорошее настроение улетучилось. Хотя понятно, почему Ярослав так взвился: он, как и она, помнит о предсказании и чувствует приближение финала. Отсюда и гнев, и злость, и раздражение – чувствует, но сделать ничего не может. Жаль, что в свое время она рассказала Ярославу абсолютно все, ничего не утаив. Но тогда они были еще почти дети и полностью доверяли друг другу, Олесе было по-настоящему страшно, и нести такой груз одной – знать, что их ожидает в будущем, – показалось непосильно тяжелой ношей.

Санаторий Дарьино, 1998 год

И хоть жизнь в санатории оказалась не такой уж грустной, как Олесе изначально представлялось, она с нетерпением ожидала суббот, когда к ней приезжала семья. Правилами лечебного заведения были разрешены визиты по выходным. По субботам, начиная с десяти утра и до полудня, раз в полчаса от станции до санатория ходил специальный автобус. Два последних рейса он совершал в семь и восемь вечера, и те из родителей, кто желал остаться на воскресенье, могли забронировать номер в гостинице в соседнем поселке. Но добираться туда и обратно приходилось уже на такси.

К Олесе семья приезжала в полном составе и обязательно на все выходные. Девочку забирали из санатория сразу после завтрака и пешком добирались до облюбованного ими в леске места. Там они расстилали на траве большое коричневое покрывало, купленное специально для пикников, доставали из сумок и корзин провизию и начинали неспешно готовиться к раннему обеду. Папа разводил аккуратный костер, мама нанизывала на шампуры кусочки замаринованного мяса, Олеся с Ярославом резали овощи, раскладывали одноразовую посуду и выкладывали в глубокую миску заранее нарезанные ломти хлеба. В ожидании шашлыка, который неизменно готовил папа, дети играли в карты, в мяч или бадминтон. А после плотного неторопливого обеда, сопровождаемого обменом новостями за неделю, аккуратно убирали за собой, гасили тлеющие угли и спускались к реке загорать и купаться. Папа втыкал в мелкий речной песок широкий разноцветный зонт, под которым белокожие дочь и жена могли прятаться от солнца, а для себя и Ярослава стелил сложенное вдвое покрывало. Когда время подходило к ужину, Олесю приводили обратно в санаторий и прощались с ней до следующего дня. А по воскресеньям они всей семьей уже совершали прогулки по окрестностям.