Процесс оказался довольно скучным и занял у меня почти все время до завтрака. Зато когда я закончила писать и наскоро проглядела окончательный список, то, дернувшись, опрокинула на себя чернильницу: получалось, что при должной тренировке у меня были очень неплохие шансы справиться почти с любым противником! Причем как с обычным солдатом, так и с магом! Правда, только в том случае, если они не будут экономить на стоимости собственных амулетов и дадут мне возможность атаковать себя первой.

Ошалело почесав в затылке, я еще раз перечитала получившийся список, потом наскоро переоделась в чистую одежду и, подхватив с подоконника пять самых распространенных основ, рванула на задний двор. Решив, что без проверки мои выводы не стоят даже выеденного яйца…

— Неужели все? — прохрипела Ярена.

Она, сойдя с тропы, подошла к сравнительно сухому участку осыпи и, выбрав место посуше, бросила на него бурку. Потом присела на корточки, встала на нее коленями, медленно перевалилась на спину и раскинула в стороны сухонькие ручки.

— Да… — кивнул Лисица. И, подняв голову, уставился на покрытые льдом скалы, между которыми вилась едва заметная снизу тропа.

— Ужас… — Кое-как переведя дыхание, старуха подняла правую руку и уставилась на свои трясущиеся пальцы. — Стоит чуть подморозить — и все, тьма! Не тропа, а воплощенное проклятие Темного Жнеца. Кстати, а тебе не кажется, что отару уже пора перегонять в долину?

— Нет. Еще рановато… — не отрывая взгляда от перевала, ответил охотник. — Днем пока тепло. Лед на тропе стает еще не раз. А внизу, в урочище, все еще зеленое…

— А когда погоните?

— Через пару недель. Как только у нас первый раз замерзнут лужи…

— Ясно… — Знахарка закрыла глаза, опустила руку на землю и затихла.

Посмотрев на ее изможденное, осунувшееся лицо, Марч снова вспомнил разговор, состоявшийся перед выходом из деревни, и криво усмехнулся: поверить в то, что женщина, больше двух лет не выбиравшаяся даже за околицу, решила БЕСПЛАТНО навестить раненого, причем не где-нибудь, а в Седом урочище, у него не получалось.

«Второй раз! За десять дней! Через перевал Последнего вздоха! Не в середине лета, а в начале осени! Не ворча и не возмущаясь! И, конечно же, совершенно бесплатно!» — ехидно подумал он.

А потом, заметив, что Ярену, не сообразившую переодеться в сухую одежду, начинает трясти от холода, задумчиво почесал щеку:

«Интересно, сколько денег он ей пообещал?»

— Бр-р-р! Что-то меня знобит… — пробормотала старуха, открыла глаза и, зябко поежившись, протянула ему руку. — Помоги встать! Надо идти дальше, а то до урочища и до заката не доберемся…

— Ну, так я-то готов… — ухмыльнулся Лисица. — Это ты отдыхаешь…

— Ноги не идут. Трясутся как при лихорадке… — пожала плечами старуха. — Вернее, тряслись. Так что, если бы я не отдохнула, тебе бы пришлось нести меня на закорках…

Представив себе эту картину, охотник поморщился. И, дождавшись, пока знахарка поднимет с земли свою бурку, медленно зашагал вниз по тропе.

…Запах жареного мяса Лисица унюхал издалека. И невольно прибавил шаг: голодный желудок настоятельно требовал еды. Причем как можно быстрее. Если бы не возмущенный окрик еле передвигающей ноги Ярены, он бы с удовольствием перешел на легкий бег — лишь бы побыстрее добраться до кошары и получить свою порцию баранины.

Увы, убедить старуху в том, что тут его общество ей совершенно не нужно, ему не удалось. Поэтому следующие минут двадцать он подстраивался под скорость передвижения знахарки, глотал слюнки и надеялся на то, что к моменту, когда они доберутся до Седого урочища, Марыська не успеет скормить раненому все мясо до последнего кусочка.

А вот молчавшая всю дорогу Ярена, почуяв аппетитные запахи, неожиданно взбесилась:

— Она что, зарезала барана? Не спросив ни у кого разрешения? Не много ли она на себя берет?

— Дойдем и узнаем… — миролюбиво пробормотал Марч. — Чего заранее яриться-то?

— Зачем ее к нему приставили? Не для того же, чтобы она могла творить тут всякие непотребства? — не унималась старуха. — Обмыть и перевязать раны, проследить, чтобы не было пролежней, вовремя вынести ночную вазу и ВСЕ!!!

Поняв, что если не заткнуть старуху сейчас, сделать это потом уже не удастся, Лисица остановился, развернулся к ней лицом и угрожающе процедил:

— Уймись, женщина! Я же сказал — придем и разберемся!

Однако успокоить Ярену не удалось: добравшись до кошары, она впилась взглядом в подвешенную на ветку дерева тушку и сразу же перешла на визг:

— Марыська, тварь ты эдакая! Кто тебе позволил резать овец? Знаешь, что тебе скажет ее хозяин?

— Его милость Крегг заплатил за нее пятнадцать серебряных монет, — не отрывая взгляда от котла, в котором что-то кипело, ответила пастушка. — Китс скажет мне спасибо…

«Угу! — мысленно согласился с ней Марч. — За такие деньги он сможет купить две».

— Тогда… давай сюда деньги! — требовательно вытянув перед собой ладонь, потребовала Ярена.

— В кошаре. На камне у моего изголовья… — даже не подумав вставать с бревна, буркнула девица. — Можешь зайти и взять. Там четыре десятка и пять серебрушек. За три овцы сразу: его милость сказал, что ему нужно почаще есть мясо и суп из голяшек…

— Так чтобы быстрее срастались кости, надо варить телячьи, — вырвалось у Лисицы. — Или коровьи…

— Коров тут нет. Телят — тоже, — усмехнулась Марыська. — Так что сойдут и овечьи.

В это время из кошары, в которой скрылась старуха, донеслось ее униженное бормотание:

— Ваша милость! Ну, как вы тут без меня? О-о-о! Я смотрю, кости начинают срастаться?

Ответа раненого Марч не услышал — то ли воин говорил слишком тихо, то ли просто промолчал.

— А что печать Восстановления? Сдохла?

…Слушать причитания знахарки Лисице было неохота, поэтому, сбросив с плеча котомку и прислонив к ней лук и колчан со стрелами, он подошел к костру и вопросительно взглянул на Марыську:

— Где мясо?

Девица неприятно усмехнулась и дерзко уставилась ему в глаза:

— Жареного уже нет. Его милость только что доел. Сырое — вон, на дереве. Но за него денежки уплачены. Так что, если ты очень проголодался, то заплати его милости три-четыре серебрушки и, так и быть, отрежь себе кусочек…

Скрипнув зубами, охотник с трудом удержал рвущееся наружу проклятие и, схватив обнаглевшую девицу за грудки, приподнял ее над землей:

— Ты что, паскуда, совсем обнаглела?

Марыська даже не зажмурилась:

— Я тебе не жена, не дочь и не батрачка. Так что убери руки и…

Что именно ему надо делать потом, Марч так и не узнал, так как в этот момент из кошары донесся требовательный вопль Ярены: