— Марыська! Бегом сюда!!!

— Пробовать суп тоже не стоит… — одернув задравшееся до середины бедра платье, презрительно фыркнула пастушка. — Только начала варить. Будет готов только после полуночи[49].

Проводив взглядом страшно довольную собой девицу, Лисица в бешенстве пнул попавшееся под ноги полено и зашипел от боли в отбитых пальцах…

…Ярена выскочила из кошары часа через два. И, кинув взгляд на небо, мрачно уставилась на Марча:

— Ну, и чего ты тут расселся? Домой пора!

— Сейчас?! — Охотник вытаращил глаза. — А поговорить про вознаграждение забыла?

— Да поговорила уже! Вознаграждение будет. Его милость дал слово. Идем, расскажу по дороге… — Старуха, вцепившись в бурку, протянутую ей Марыськой, набросила ее на плечи.

— Сейчас не пойду. Через час начнет темнеть, — отрицательно мотнул головой охотник. — Засветло мы даже до перевала не доберемся…

— Ничего! Заночуем где-нибудь по дороге. Наломаем лапника, разведем костер…

— Налома-ем? Разве-дем? — выделяя интонацией последний слог, ехидно уточнил он.

— Ты наломаешь и ты разведешь! Вставай! Я тут не останусь!

— Почему? — нехотя поднявшись на ноги, поинтересовался охотник.

— Потому, что после прошлой ночевки я четыре дня кашляла кровью! — взбесилась знахарка. — Еле оклемалась, и больше не хочу! Лучше спать на леднике, чем в этой кошаре.

— Тс-с-с! Тише! Его милость услышит… — одними губами произнес Марч.

— Ну и что? Все, что могла, я для него уже сделала! Поэтому оставаться тут не обязана! Ну, ты идешь или нет?

Представив себя, кашляющего кровью, Лисица поежился, вцепился в ремень своей котомки и одним движением закинул ее на плечо.

— Ладно. Уговорила. Идем. Ты готова?

— Угу… — кивнула старуха и, сорвавшись с места, двинулась к опушке. Проигнорировав презрительную гримасу глядящей ей вслед Марыськи.

— А Порченая-то совсем охамела! — догнав почти бегущую на подъем старуху, пробормотал Марч. — Неужели она надеется убраться отсюда вместе с его милостью?

— Надеется. И не обязательно с ним. Думаю, денег он ей отвалил. Вот она и дуреет, — злобно прошипела старуха. — Так что весной, когда его милость решит убраться в свой замок, надо будет убедить ее задержаться…

— Весной? — ошалело переспросил Лисица. — Как весной?

— Ну, ты же сам сказал, что снег ляжет недели через четыре…

— Так и есть!

— А встать он сможет только через две. Просто встать! А самостоятельно ходить начнет ой как нескоро…

— Почему так долго? — Марч представил себе шатающегося от слабости воина и поежился. — Что, кости не так сложила?

— С костями все в порядке. Сложила, как надо. Но ран у его милости было слишком много. Поэтому силы амулетов хватило не на все. В итоге нормально срослись только мелкие косточки. А крупные… Для того чтобы срослись они, нужно время…

— А та печать? Ну, которой ты тогда так испугалась?

— Если бы не она, его милость бы давно умер… — Старуха слегка замедлила шаг и угрюмо посмотрела на Лисицу. — Ума не приложу, как она может работать столько времени без подпитки хоть от чьего-нибудь резерва? А-а-а… Вот я дурища-то! Ну, надо же!!!

— Что? — Увидев, как побледнела старуха, Марч на всякий случай перекинул лук в левую руку и подошел поближе. — Ярена! Тебе плохо?

— Нет! Мне хорошо!! Какая же он скотина!!! — заорала знахарка. И, развернувшись, уставилась куда-то за поворот тропинки.

— Кто «он»? Что такое?

— Он заманил меня сюда для того, чтобы напитать силой эту самую печать! Все время, пока я тут была, она тянула ее из моего резерва! Ты представляешь?!

— Ну? И что с того?

— А то, что в ту ночь я чуть не сдохла из-за того, что она тянула и силу, и жизнь! И останься тут сегодня, тоже бы была на грани ухода в Сияние!

— Хватит орать! Он тебе за это и заплатил… — стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее, сказал Марч. И, увидев, как поперхнулась старуха, мысленно усмехнулся.

— За это? Он заплатил мне за лечение!

— Твое лечение стоит десять-пятнадцать медяков, — заметил охотник. — А он сколько дал? Ну, напомнить?

— Один золотой! Ты считаешь, что это много? — взвыла знахарка. — За лечение, жизнь и силу?!

— На эти деньги ты сможешь безбедно жить до конца своей жизни, — с трудом подобрав отвалившуюся челюсть, пробормотал Марч. — Так что хватит орать. Лучше скажи, что он сказал насчет вознаграждения…

— Обещал, что заплатит двадцать золотых. Когда доберется до замка своего отца. Сказал, что сейчас у него с собой таких денег нет, поэтому кому-то из вас придется его проводить…

— Ух ты!!! — представив себе такую кучу денег, Лисица забыл и про золотой, полученный Яреной, и про деньги, которые могла стрясти с раненого Марыська. — С ума сойти! Одно плохо — придется ждать до весны… Хотя почему плохо? Самое оно! За это время я заставлю его потратить и то, что у него есть с собой!

— Как? — подозрительно прищурившись, спросила старуха.

— Ты уже получила свой золотой? Хватит! Теперь буду зарабатывать я. Иди, старая, я тебя скоро догоню…

Аккуратно уложив камень в ямку у самого края здоровенной лужи, руной вниз, эрр Урмас выпрямился, сделал шаг в сторону и, оказавшись по щиколотку в воде, подпрыгнул на месте. По поверхности голыша тут же прокатилась мутная волна, превращая его в один из сотен ничем не примечательных кусков гранита, во множестве валяющихся под ногами.

«Прелестно смотрится… — полюбовавшись на дело своих рук, подумал он. — Как будто тут и лежал…»

— Ну что, все? — нетерпеливо спросил стоящий на обочине сотник.

— Почти… — ответил маг и, перейдя на истинное зрение, внимательно оглядел место засады. И, заметив, что один из установленных Псом камней лежит не под естественной нитью силы, а на половину ладони в стороне от нее, раздраженно зашипел: — Слушай, Шетт, ты что, слепой? Я же сказал — класть точно в ямку!

— Их там было две, Грач! Я положил в ту, которая мне показалась больше!

— Ты хочешь, чтобы они заметили этот камень за целый перестрел?[50]Стой! Напрямик-то зачем? Весь рисунок затопчешь! Стой, говорю! Я сам поправлю…

Воин замер на месте, нервно сглотнул подступивший к горлу комок и виновато пожал плечами:

— Извини… В этой грязи твоих линий просто не видно!