– Как это? – не понял Маркел.

– А очень просто! – ответил Поркоп. – Вот так возьмёт за макушку, вот так ножом чиркнет – и снимет волосы, как шапку, себе к поясу привяжет, и твоя сила перейдёт к нему, а тебя в речку бросят, и всё. Или отнесут на молельное место, чтобы тебя там священные птицы склевали.

Маркел больше ничего не спрашивал, молчал. А ночью ему снился большой князь с ножом, князь ходит по лесу и негромко посмеивается.

Утром погода испортилась, пошёл сильный дождь и не прекращался до ночи. Когда они пристали к берегу, костёр возле беса не горел. Поркоп сказал, что это дурная примета – им же завтра приезжать к большому князю, а они сейчас даже не могут поднести бесу дары. Поркоп называл беса ойкой, конечно. Маркел задумался, потом спросил, каков большой князь из себя. Поркоп ответил, что он высокий и толстый, примерно такой же, как Ермак.

– А ты что, видел Ермака? – спросил Маркел.

– Да, видел, – ответил Поркоп. – Он к нам приезжал. Большой князь с ним пировал. А потом Ермак уехал.

– А для чего он приезжал? – спросил Маркел.

Но Поркоп вдруг очень сильно помрачнел и сказал, что не будет про Ермака рассказывать, сегодня этого делать нельзя. Сперва, сказал он, нужно прийти к большому князю и поклониться ему. Маркел поел сырой рыбы (потому что костёр не горел) и лёг спать в шалаше. А утром встал со всеми и поплыл. Дождь ещё ночью кончился, но небо всё равно было хмурое. Река сделала крутой поворот, и Маркел наконец увидел вогульский город, город большого князя Аблегирима, а сам город, как сказал Поркоп, называется Полум, а не Пелым.

– Потому что, – продолжал Поркоп, – что такое Пелым? Это чердынское слово, бесовское. А Полум – это наше, правильно имя. Так великого бога зовут: Полум, сын Торума. Он здесь, рядом, в священной роще живёт. Ему все земные звери подвластны, и все птицы, и все рыбы. Он только одно слово скажет – и звери пойдут к тебе, только успевай стрелу закладывать. И рыба сама в невод поплывёт, птица сама в силок запрыгнет. А не скажет, ничего не будет, опухнешь с голоду, звери придут и задавят тебя, до костей мясо обгрызут, а птицы жилы с костей склюют начисто, а рыбы остатки обсосут!

И он ещё что-то говорил, но Маркел его не слушал, а смотрел вперёд, туда, где при слиянии двух рек, на высоком холме, стоял крепкий толстенный частокол, на нём там и сям висели черепа звериные, с рогами, за частоколом были видны берестяные крыши. А у воды, Маркел их только что заметил, стояли вогулы, все с копьями, в кожаных латах, а кое на ком блестели и железные. А один, стоявший впереди, был и выше всех, и толще, и он был без копья, зато у него было две сабли – в правой и в левой руке. И латы на нём сверкали ярче прочих.

– Кто это? – спросил Маркел.

– Большой князь Аблегирим, – с почтением ответил Поркоп. – Понравишься ему, убьёт. А не понравишься, тоже убьёт, но уже в другом месте.

– Так как тогда быть?

– Просить пощады.

Маркел хмыкнул. А лодки тем временем всё приближались к стоящим на берегу вогулам. На передней лодке положили вёсла, теперь только последний гребец загребал, лодка развернулась и уткнулась в берег. Старый вогул первым сошёл на землю, поклонился большому князю и что-то кратко сказал. Большой князь одобрительно кивнул. Подплывали остальные лодки, вогулы выходили на берег, выносили мешки с товарами и составляли их перед большим князем. Маркел думал, что и его сейчас вытолкают вперёд, к мешкам, но ошибся – его, наоборот, затолкали в самую толпу, чтобы большой князь его пока не видел. Или чтобы мог сделать вид, будто не видит.

А большой князь, заткнув свои обе сабли за пояс, уже начал рассматривать дары. Поркоп, а с ним ещё двое помощников поочерёдно развязывали мешки и высыпали их содержимое на специально расстеленные на земле шкуры. В мешках была всякая мелочь – опять бусы и ленты, колокольчики, зеркальца, платки, холсты и прочая бабья рухлядь. Но попадались и нужные вещи – ножи, топоры без топорищ, а то и просто куски и полосы железа, это уже для местных кузнецов. Большой князь иногда улыбался, и тогда Поркоп поднимал понравившуюся ему вещь, большой князь её рассматривал и передавал шедшим за ним дружинникам, или отырам, если по-вогульски. Отыры были в богатых одеждах, но большой князь был одет лучше всех. А ещё у всех было только по две косички, а у него четыре, и у всех ничего на голове не было, а у него был повязан позолоченный ремешок со вставленными в него золочёными фигурками бесов. Бесы торчали как зубцы в царской короне. Маркел меленько перекрестился.

А когда большой князь остановился и отвёл руку, чтобы кому-то что-то показать, Маркел увидел у него на поясе связку человеческих волос на человеческой же коже, и эти волосы были не только чёрные, вогульские, но и наши, русые. Маркелу сразу стало жарко.

Большой князь тем временем осмотрел все мешки кроме последнего – длинного, из которого торчали жерди. Там пищаль, почему-то подумал Маркел, дедушка Макар, скотина, продал пелымцам пищаль, пелымцы научатся стрелять и перестреляют всех нас!..

А большой князь уже подошёл к тому мешку и стал его рассматривать. Потом что-то спросил. Поркоп ответил. Большой князь опять что-то спросил. Поркоп усмехнулся, повернулся к Маркелу и поманил его рукой. Вогулы расступились. Маркел, а куда было деваться, вышел вперёд. Большой князь стал пристально его рассматривать. Потом одобрительно кивнул. Поркоп повернулся к Маркелу и сказал:

– Большой князь, тере Аблегирим, спрашивает, кто ты такой.

Маркел повернулся к Аблегириму и сказал по-нашему:

– Я – Маркел Косой, человек из Чердыни. – И тут же, мало ли, прибавил по-татарски: – Я тебе кланяюсь, князь. – И, сняв шапку, поклонился.

– А! Я это маленько понимаю! – так же по-татарски радостно сказал Аблегирим. – Я был в Кашлыке. А ты был?

– Я туда еду, – ответил Маркел.

– Зачем?

– Мне такой сон приснился. Мне надо в Кашлык.

Аблегирим посмотрел на Маркела, прищурился и зло сказал:

– Собака! – тоже по-татарски.

Маркел, растерявшись, молчал. А Аблегирим уже опять повернулся к тому длинному мешку и снова сказал по-вогульски. Мешок подняли и понесли к городу.

Также и все остальные дары сложили обратно в мешки и понесли. А потом и лодки понесли. И все остальные туда же пошли. На берегу, возле воды, остался только один Маркел. Он смотрел на город и думал, что не бывают холмы с такими почти что отвесными склонами, это вогулы его так обкопали, чтобы на него нельзя было подняться. И ворот в частоколе не видно, а есть только башенки, а в башенках везде стоят люди. А люди, идущие к городу, правильнее, к городскому холму, начали обходить вокруг него и скрываться за ним. Там у них, на той стороне холма, наверное, ворота. А что ему делать одному на берегу, без лодки, подумал Маркел.

И вдруг увидел, что Поркоп возвращается. Подойдя к Маркелу, он сказал: