Нет. Он считал, что дело в обратном. Тяжелее всего здесь переносится рутина. Как бы это сказать… Отсутствие динамики, драйва, событий! «Картинки» со средних и высоких орбит не меняются месяцами и годами. Там все давно устоялось. Ты просто сопровождаешь космические аппараты, отмечаешь их в своем журнале, как старичок-вахтер на заводской проходной… А ведь когда-то, поступая в училище Космических войск, молодой Синицын мечтал о чем-то, напоминающем фильм «Звездные войны»… «Погони» и даже «сражения» где-нибудь на геостационаре или гелиосинхроне!

Смех, да и только.

Правда, выяснилось, что он обладает некой уникальной способностью – так называемым чувством пеленга. У операторов есть такая тренировочная игра, когда в трехмерном пространстве (скажем, кусок ночного неба в тысячу километров по каждой из осей) нужно вычислить орбиту замаскированного КА. Поиск черной кошки в темной комнате. Угадать невозможно – слишком велик объем пространства. Надо ощущать космос, чувствовать его, отличать пустоту от невидимого, но материального объекта. И, конечно, учитывать гравитационные поля, влияние «солнечного ветра», закономерности запусков, определяемых вращением Земли и расположением космодромов… На основании всего этого нужно наметить несколько точек, которые могут пересекаться с гипотетическим маршрутом секретного объекта… Короче, стрельба в темноте на звук за спиной. На десять выстрелов девять с половиной промахов, и это нормально: цель игры не в том, чтобы обязательно попасть, а лишь в том, чтобы научить оператора быстро и уверенно ориентироваться в пространстве…

Но Синицыну удавалось вычислить орбиту! Он сам не понимал как. Его показатель – шесть из десяти – лучший в училище. Когда-то его собирались даже отправить на международные соревнования по «шип-сёрчингу» (это американский аналог нашего операторского тренинга, что-то вроде «морского боя»), но так почему-то и не отправили. Да и не в соревнованиях дело. В конце концов, он работает старшим оператором на самой современной в России станции слежения – чего еще нужно? Можно сказать, пик карьеры любого офицера Космических войск. Только пик этот чем-то напоминает знаменитую Столовую гору в Южной Африке – пик без вершины. Способности его никому здесь не нужны, большая часть полученных знаний оказалась бесполезной… Вон, Гнетов до сих пор третий закон Кеплера не выучил – и он полковник!..

Коротко прогудел зуммер. Дежурство подошло к концу, сейчас зайдет Пашка Зуев, который через пять минут займет его место за пультом.

Синицын потер рукой затекшую шею и поднялся. Неприятное чувство прошло. На него больше никто не пялился из темноты… Ерунда какая-то. Рассказать об этом начальнику смены – точно комиссуют. Навязчивые фобии, паранойя. Нет. Перетопчутся. Никаких разговоров…

– Ну как? Все крести на месте? – сказал Зуев, заходя в пультовую.

– Все на месте. Держи.

Синицын протянул ему журнал. Зуев быстро просмотрел записи, расписался в графе «смену принял», проставил время.

– Давай-давай, топай скорей в столовку, – буркнул он. – Обед через десять минут заканчивается. А Катерина твоя опять борщ пересолила, не иначе как на почве чувств. Есть совсем невозможно… Ты б женился на ней, что ли, а?

Зуев, прищурившись, смотрел на Синицына.

– Говорят, после женитьбы любовь проходит быстро. Тогда она хоть готовить нормально начнет!

Зуев расхохотался, показывая крупные желтые зубы.

– Да пошел ты, – равнодушно сказал Синицын и двинулся к выходу. Но вспомнил что-то, остановился.

– Кстати! Слыхал, что завтра в Северной Корее большой праздник?

– Какой еще праздник? – насторожился Зуев.

– День Трудовой партии.

– И что?

– А то, что они по этому случаю каждый год «карандаш» запускают – типа в ознаменование прошлых и будущих побед.

Он не без удовольствия полюбовался на вытянувшееся лицо Зуева.

– Так что ты смотри, не проворонь. Смотри в оба. Иначе будешь на «губе» Катеринины борщи вспоминать и облизываться.

– Да врешь ты все, Синицын! – возмутился Зуев. – Нет у них такого праздника! Нас бы всех предупредили!

– Значит, тебя предупредить забыли, – сказал Синицын и вышел из пультовой.

В столовой никого уже не было. Тонкошеий рядовой, гремя огромными сапогами, обходил офицерские столы и собирал грязную посуду. Катерина сама налила Синицыну борщ, плюхнула двойную порцию каши. И уселась с ним за стол поболтать.

– А ко мне в комнату Гнетов опять ломился, – сообщила она первым делом. – Вечером, как только ты на дежурство заступил. Такой весь из себя, вообще…

– И зачем он к тебе ломился? – поморщившись, спросил Синицын. Борщ и вправду был дико пересолен.

– Не знаю. Может, политинформацию хотел провести. Или на звезды посмотреть…

Катерина кокетливо прикусила верхнюю губу и исподлобья посмотрела на Синицына. Она не была ни уродиной, ни красавицей – обычная девушка. Даже немного симпатичнее, чем обычная. Иногда Синицын говорил себе, что на ее месте могла оказаться какая-нибудь толстая баба с усиками или похожая на камбалу таджичка. А тут – стройная, белая, без усиков. Только, как бы это помягче сказать… Испорченная назойливым к себе вниманием.

– Звезды. Ну конечно. Твой Гнетов Венеру от Сириуса отличить не сможет, – сказал Синицын.

– Подумаешь. Зато коробку конфет приволок. И водку.

«Вот дура», – подумал Синицын.

– Хорошо посидели? – спросил он, пододвигая к себе второе.

– Какое там, – вздохнула она. – Даже на порог не пустила. Он пьяный был.

– А откуда про конфеты знаешь?

– В щелку смотрела…

– А он тебе в щелку не заглянул?

– Да ты че? – Катерина надула губы. – С Гнетовым я давно в завязке. Больше никаких, хватит с меня. Он меня тогда чуть не застрелил, хорошо, ребята пистолет отобрали… Тоже мне, Отелло!

Она передернула плечами, изобразила лицом даму из приличного общества. И поймала недоверчивый взгляд Синицына.

– Ну, чего смотришь-то? Не веришь? Дело твое. Как сказала, так и есть. Он еще матом под дверями орал. У кого хочешь спроси. А потом пошел к себе, бухать с горя.

Синицын выплюнул косточки из компота в пустой стакан. В голове шумело после бессонной ночи. Он не удержался и широко зевнул.

– Поспи у меня, слышишь? – проговорила она быстро. – Ну серьезно. Гнетов все равно лыка не вяжет, он даже знать не будет. А у меня два часа перерыв, пока солдатики посуду мыть будут.

Синицын поднялся из-за стола, нащупал в кармане пачку сигарет. Катерина тоже поднялась. Сегодня на ней чистый накрахмаленный халат, он шуршит при каждом движении. Под халатом – полная и мягкая грудь. И много чего еще… Ладно. Сколько раз он говорил себе, что этот глупый роман надо кончать, пока не случилось беды. Но в такие вот моменты кажется – зачем? У Гнетова в Нуреке жена и двое детей. И у Зуева и у многих других. А он – человек холостой. Почему он должен отказывать себе в удовольствиях?