– Моя жена. Не всем посчастливилось снова найти партнера в человеческом мире, – Гюнтер глубоко вздохнул. – Но теперь давай забудем про мелочи и перейдем к главному: нельзя позволить им срубить дерево, иначе не будет ни того, ни другого мира. По крайней мере, они уже никогда не будут прежними.

Что? Если до этого я пропускала слова Гюнтера мимо ушей, то теперь внимательно к нему прислушалась.

– Почему ты так думаешь?

Женщина с коляской остановилась и обернулась.

– У тебя все в порядке?

Сначала я подумала, что она имеет в виду свою собаку, но потом поняла, что этот вопрос адресован мне.

– Да, да, – ответила я.

Может, она думала, что Гюнтер меня беспокоит.

– Почему скоро наш мир и мир эльфов исчезнут? И при чем тут Карлссон? – расспрашивала я его.

– Тшш! Не так громко, – прошипел он. – Или ты хочешь, чтобы здесь, в деревне, вспыхнула паника? Нам лучше немного отойти. Так, чтобы нас никто не услышал, – он запрыгнул обратно на тротуар.

– Тебе не кажется, что ты немного переигрываешь? – спросила я Гюнтера, меня начинало подташнивать. Я уже не раз думала, что Карлссон представляет угрозу не только для дерева, но всегда считала это полетом своей фантазии. Потому что я терпеть его не могла…

Женщина все еще была рядом.

– С тобой точно все в порядке?

– Да, точно, – смущенно ответила я.

А что должно быть не так? Было бы лучше, если бы мы с Гюнтером действительно пошли куда-нибудь, где нас никто не побеспокоит.

– Откуда ты все это знаешь? – я была заинтересована. – Ты тоже эльф?

– Нет, я великан, – закатил глаза Гюнтер. – Как часто я должен тебе это говорить? Оттуда и знаю, я сам раньше жил в мире эльфов.

– Как великан?

– Да, великанам тоже нужно где-то жить. А теперь пошли! – он побежал вперед.

Гюнтер привел меня в церковь. Она располагалась на холме недалеко от Киркьювика, и, поскольку там не было службы, она была пустая.

– Ну, рассказывай! – сказала я после того, как мы вошли через широкую деревянную дверь и сели на одну из задних скамеек.

Гюнтер жестом приказал мне наклониться, и я неохотно сделала это, в конце концов здесь никого не было. Хотел ли он таким образом компенсировать свой небольшой рост?

– Мы в опасности, – прошептал он. – В ужасной опасности.

Чувство тошноты усилилось.

– Почему? – прошептала я в ответ.

– Если бузина будет срублена, наступит конец. Это не просто дерево, а…

– …да-да, вход в эльфийский мир, я знаю, переходи уже к делу, карлик.

– И не только, – нижняя губа Гюнтера дрожала от волнения. – Это дерево – Иггдрасиль.

– Иг что, прости?

– Иггдрасиль, – повторил он. Несомненно, он надеялся, что я пойму, о чем идет речь, потому что пристально смотрел на меня. Но я даже близко не понимала, что он имел в виду.

– Ага, – это все, что я сказала.

– Ты действительно такая глупая или только прикидываешься? – проворчал Гюнтер. – И вообще, чему учителя учат вас в школе? Иггдрасиль – мировое древо.

– Ага, – снова сказала я. Никогда об этом не слышала.

– Это центр мира, мировое дерево, которое боги посадили прямо посреди вселенной. Большинство людей думают, что это ясень, – объяснил Гюнтер, – лишь очень немногие знают, что это бузина… и что это дерево здесь, в Исландии. И хорошо, потому что незнание сохраняло его в безопасности на протяжении веков. Это дерево чрезвычайно важно: пока Иггдрасиль зеленый, плодородный и приносит новые ростки, мир будет существовать. Когда он умрет, наступит вечная тьма, – на последней фразе его голос стал тише, и, хотя я не была уверена, что могу ему доверять, по моей спине пробежали мурашки. Вечная тьма – это соответствовало рассказу Марии. – Пойдем со мной! Здесь есть картина с его изображением, – он спрыгнул со скамейки.

Я последовала за Гюнтером через всю церковь. Мне было не по себе. Он остановился перед древней картиной рядом с алтарем.

– Вот, смотри, – сказал он с трепетом. – Иггдрасиль.

Я взглянула на картину и нахмурилась. Дерево на картинке не имело абсолютно ничего общего со старой больной бузиной на поляне. Оно было намного больше, его ветви тянулись за рамку картины, и оно было пышным и покрытым листвой. По крайней мере, слева. Его правая часть была почти полностью закрашена черной краской, и я смогла различить только тень дерева внизу. Кто мог закрасить картину?

– Человек, который это сделал, его поймали? – спросила я Гюнтера.

Он посмотрел на меня.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, девочка. Кого поймали?

– Ну, того, кто закрасил картину черной краской. Его поймали?

– А-а-а. Нет, никто не закрашивал картину, – он погрустнел.

– Ты имеешь в виду, что это случилось само собой? – я затаила дыхание.

Гюнтер кивнул.

– Изначально это была лишь темная тень на краю картины, – прошептал он, – но теперь с каждым днем она становится все больше и больше. Ты уже видела дерево. Оно ослабло. Раньше дерево было таким красивым и величественным как на картине.

– Что же произошло? – спросила я тонким голосом, не сводя глаз с черной тени, которая уже покрывала половину картины. – Я имею в виду, оно не может просто так умирать после того, как веками было сильным и зеленым.

– Может. Потому что его сердце украли. В ночь, когда закрылись врата в эльфийский мир, ровно восемнадцать лет назад. С тех пор дерево умирает. Его можно спасти, только если вернуть сердце. В Самайн его нужно швырнуть через портал и вернуть в Иггдрасиль.

Его сердце украли? Я рассмеялась. А ведь почти поверила этой ужасной истории Гюнтера. Я не хотела отрицать, что у дерева есть душа, но сердце… Как начинающий биолог, я не могла в это поверить.

– Ты думаешь, я сумасшедший? – резко спросил Гюнтер.

Я пожала плечами. Ну… мог ли он вообще действовать сейчас против меня? Вчера он сказал мне, что он мой великан-защитник и что может делать себя невидимым. Что совсем не так… Сегодня он сплетничал о том, что бузину нельзя рубить, иначе будет вечная тьма. И что у этого дерева было сердце… Какой реакции он вообще ожидал от меня?

– Почему этот ритуал нужно сделать только в Самайн? – мне стало любопытно, какие еще сказки он собирается мне поведать.

– Все довольно просто. Только в эту ночь стены между мирами станут достаточно тонкими.

– А если сердце не найдется?