– Это произошло, когда он сложил крылья, – сказала Эми. – Я думаю, его тело может по-другому выглядеть, но когда он складывает крылья, то может применять… гипноз. Или что-то другое. Думаю, надо его чем-то накрыть. Чтобы не смотреть на него.

Джон схватил со спинки ближайшего кресла одеяло с американским флагом и накинул его на кофейный столик.

– Ты и правда думаешь, что он на зрение влияет? – спросил я.

Эми пожала плечами.

– Если нет, то даже не знаю, как от него защищаться.

Тем не менее Джон поставил кувшин в шкаф, просто чтобы между нами была еще одна преграда в виде хлипкой деревянной двери.

– Ну ладно, – сказала Эми, – вернемся в режим Шерлока. Эта дрянь хотела выбраться из кувшина и поэтому изменилась так, чтобы нам захотелось ее освободить. Вот видите? Даже у инопланетного жука есть логика. Итак, что можно сказать о других его формах?

– Ну, мы знаем, что он играет на страхах. Тед – отец, и он увидел педофила. Я видел типчика с Уолл-стрит, потому что, как вы оба знаете, меня волнуют вопросы экономической справедливости и классовой эксплуатации. Дэйв, кого видел? Клоуна? Своего арендодателя? Фреда Дерста [4]? Вегетарианский мясной рулет? Свое сексуальное бессилие?

– Я видел себя. Только круче и здоровее.

– Ну, у нас целая ночь, чтобы разобраться, к чему бы это, – сказал Джон.

– Пса этот жук не одурачил, – произнесла Эми. – Собак пытался его съесть, значит, его маскировка не обманула. Это ведь хорошо, да? У нас есть, э-э, детектор лохоканов. Если он пытается кого-то укусить, надо держать ухо востро.

– При условии, что этот жук не последний, – уточнил я.

– Не последний. Пока Джон разбирался с Нимфом, я разбиралась с твоим двойником. Так что да, есть еще как минимум один человек, состоящий из подобных штуковин.

– А если речь о карликах, то как минимум двое, – добавил Джон.

Я почувствовал, что у меня начинает болеть голова. Я прижал пальцы к вискам.

– Или тысяча. В смысле, насколько вообще плохи дела?

Эми откинулась на спинку дивана и пригладила рукой волосы.

– Ну, главное, что мы вернули девочку. Считаю, сегодня мы уже победили.

Домой мы с Эми вернулись уже далеко за полдень. Всего в двадцати футах от дилдомаркета бурлила в переполненных дренажных канавах вода. На миг я обрадовался, что наша квартира на втором этаже – но, если затопит первый, просто сидеть дома и посмеиваться над крестьянами, тонущими на улицах под нами, не выйдет. Я прикинул, что, если затопит проводку, электричество отключится, да и по дорогам тогда не поездишь. Ну и куда нам идти, если не кончатся дожди и продолжит прибывать вода? Наверное, было бы логично подумать о Джоне, но наши дома стояли примерно на одной высоте, а два дня под одной крышей, несомненно, положили бы конец нашей дружбе.

Эми сбросила мокрую одежду и рухнула на кровать, как только мы вошли. Ей нужно было вернуться на работу к одиннадцати. Ну знаете, чтобы я с голоду не умер. Я полежал немного рядом, обнимая ее за плечи. Она лежала ко мне спиной.

– Всё… в порядке?

– В полном, в каком только может быть человек после такого денечка.

Она замолчала, и я задумался, как лучше сформулировать следующий вопрос.

– Эта срань, которая притворялась мной, мой двойник… он ведь не причинил тебе вреда, да? Он же не пытался тебя… обидеть?

– Нет. Нет.

– Ну ладно.

Мы помолчали.

– Но я знаю, что ты что-то недоговариваешь.

– Богом клянусь, Дэвид, я рассказала тебе все, что помню, а если вспомню еще что-нибудь, расскажу и это. Но я не хочу раз за разом поминутно вспоминать события этого дня. Неужели так трудно понять?

– Ну просто… ты же все мне рассказываешь. Всегда. Но не сейчас.

– Я не рассказываю то, чего ты не хочешь слышать.

– Ты… нет. Ты это о чем?

– Дэвид, мне надо поспать. Когда мы ссоримся, я плачу, у меня происходит выброс адреналина, а потом я вместо сна лежу тут все шесть часов и вспоминаю, как мы друг на друга кричали. Просто… дай мне поспать.

– Я не хочу ссориться. Просто, ну, о чем ты не говоришь? Просто приведи пример. О чем, по-твоему, не стоит говорить? Ты делилась тем, что у тебя запор от болеутоляющих, если ты даже такое можешь…

– Я не могу говорить вещи, из-за которых ты можешь впасть в депрессию. Да только того, что я говорю сейчас, по-моему, уже достаточно.

– Мне жаль, что я произвожу такое впечатление. Но правда, если я скажу тебе: «Эми, я скрываю от тебя кое-что важное», ты из кожи вон вылезешь, чтобы узнать, в чем дело. И ни одна моя правда не была бы ужаснее того, что ты бы придумала себе сама. Просто приведи пример.

Она вздохнула, потерла глаза и сказала:

– У нас не хватало денег, чтобы заплатить за квартиру в феврале. Мне пришлось одолжить у Джона.

Я почувствовал, как из черепной коробки потекла и запузырилась черная жижа стыда.

А она была права!

Я попытался сформулировать идеальный ответ, который убедил бы ее, уверил бы ее в том, что она ведет себя глупо, что я не хрустальный. Я не сформулировал его и через двадцать минут – к тому времени Эми уже тихо похрапывала, как делает это всегда. Я осторожно поднялся и прикрыл за собой дверь спальни.

Я пошел в ванную и встал у раковины, просто глядя на себя в зеркало.

И тут я заметил.

Сверху не капало.

Снаружи лил дождь, но потолок был сухим. Стоп, неужели ложный Дэвид и правда починил крышу?

Я снова потащился на кухню. Грязные после завтрака тарелки в раковине, сироп. Я попытался представить, как Эми завтракает с более удачной копией меня, как они непринужденно болтают. С карточного столика исчез хлам; все присланное мне в последний раз по почте дерьмо: книга Родмана, демоническая сфера – все пропало, и ничего из этого я на полу не увидел. Я зашел в хламовую – разумеется, все оказалось разложено по местам, вероятно, не без участия моего двойника. Он аккуратно поставил вещи на стеллаж рядом с одноруким бетонным снеговиком, которого мы там всегда хранили.

Зазвонил телефон. Джон.

– В жопу тебя и всех детишек-рабов, которые собирали твой телефон.

– Наша херня принимает серьезный оборот. Оказывается, их больше.

– Кого больше?

– Прошлой ночью пропала не только Мэгги. Исчез еще как минимум один ребенок.

– Во-о-от блядь.