– Вот как? Бьюсь об заклад, еще с утра ты не считала свой поступок безрассудным.

– Не считала. Но я и не думала, что Кали собирается мне помогать сбежать. Я была уверена, что мы едем посмотреть замок.

– Кали… ― я качаю головой. ― Кали снабжает людей Заида свежей кровью. Знаешь, что это означает?

Ее глаза расширяются, и Мишель качает головой.

– Заид занимается продажей людей. Мальчиками и девочками от десяти до семнадцати лет. Продает их в рабство по всему востоку. А Кали ему в этом помогает.

– Ч-что? ― Мишель шокирована, и это отлично. Пора срывать с нее розовые очки.

Я киваю в подтверждение своих слов, давая понять, что она правильно меня услышала.

– Ты могла бы стать одной из таких рабынь.

– Я слишком старая для этого.

– Поверь мне, и тебе бы нашлось место в одном из борделей Заида.

Мишель кладет ладонь на горло, второй рукой обнимая себя.

– Он предлагал мне остаться.

– Еще бы. Я бы тоже предложил. Но у нас с Заидом дела, поэтому он ничего бы не сделал.

– Зачем тогда он меня выкрал?

– Чтобы показать моим людям и самому убедиться в том, сколько ты для меня значишь.

– Я не понимаю.

– И не поймешь, пока я тебе всего не расскажу.

– Так расскажи! ― восклицает она, и снова опускает руки по швам, сжимая кулаки. ― Ты скрываешь от меня происходящее! Как, по-твоему, я должна себя вести? Сидеть и ждать, пока ты превратишься в подонка окончательно?! Я не хочу этого видеть! Ты приходишь ночью и занимаешься со мной сексом, как будто ничего не происходит, а днем превращаешься в монстра и ведешь себя со мной, как с комнатной собачонкой. Я просто не знаю, как вести себя, потому что не понимаю, что происходит.

– Ты должна просто доверять мне, Мишель, ― цежу я сквозь зубы.

– Да как я могу доверять? Как, Финн? Если ты скрываешь все, что происходит! Если ты вознамерился сделать мне ребенка, даже не спросив моего мнения!

– Да не забеременеешь ты, успокойся! ― рявкаю я.

– Откуда ты знаешь?

– Когда ты болела, тебе сделали укол. Контрацепция на полгода. А до этого тебе в еду подмешивали противозачаточные таблетки.

Она смотрит на меня, онемев. Мишель хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, пока переваривает услышанное.

– Но как?.. Тогда зачем?..

– Неужели ты думаешь, что я бы хотел, чтобы ты рожала в этих условиях?

Я тяжело вздыхаю и провожу рукой по волосам. Мне нужна хотя бы небольшая передышка от всего этого.

– Но ты говорил…

– Да мало ли что я говорил, Мишель! Я говорил и получал естественную реакцию на мои слова и поступки. Так и должно было быть.

– То есть, получается, ты и не хотел ребенка?

– Я хочу ребенка. Но не в этих условиях.

– А в каких? Разве когда-нибудь будут другие?

– Уже через неделю должны были быть другие, но твой поступок перечеркнул все нахрен!

– В каком смысле? ―спрашивает она уже горазд тише.

– В таком, Мишель! Я разваливаю эту ячейку изнутри. ― Она приоткрывает рот и смотрит на меня, не моргая, огромными от удивления глазами. ― А что ты думала? Меня прельстит власть, которую я отобрал у О’Салливана?

– А зачем ты тогда убил его?

– Потому что живым с той встречи ушел бы только один из нас. Проснись, Мишель, ты была не на дружеской встрече.

– Погоди, я ничего не понимаю, ― она энергично качает головой, как будто так пытается упорядочить мысли. А мои уже разбредаются в разные стороны, потому что взгляд помимо воли начал блуждать по ее телу. ― То есть, ты изначально планировал убить его, занять его место и развалить всю систему?

– Для всей системы мне не хватит мощности, но эту ячейку я развалить вполне способен.

– И Адриан приезжал, потому что…

– Помогает мне. Он и еще несколько десятков военных и сотрудников спецслужб.

Мишель хмурится и кусает губу, а у меня в штанах становится тесно. Но не успеваю я и шага сделать к Мишель, как она взрывается и наступает на меня.

– Почему ты мне не сказал?! Ты вообще хоть понимаешь, что я пережила за это время? ― она взмахивает руками и резко их опускает. ― А я, как идиотка, извиняюсь. Хотя извиняться должен ты!

Она тычет мне в грудь пальцем, и я отпускаю себя. Перехватываю ее руку и резко разворачиваю к себе спиной, вжимая в свое тело.

– Значит, сначала извинишься ты, а потом ― я.

Дыхание Мишель становится чаще, как только моя ладонь скользит по ее голому животу под футболкой.

– У тебя совсем совести нет? ― выдыхает она дрожащим голосом. Слышно, что она еще пытается сохранить остатки ярости, чтобы обрушить ее на меня, но эти остатки уже погребены под желанием, от которого ее тело подрагивает.

Финн

Я скольжу вверх по ее животу, прижимаю ладонь к груди и сквозь тонкую ткань бюстгальтера нащупываю сосок. Мишель выгибается и хрипло стонет. Я знаю, что запусти я руку к ней в джинсы, почувствую влагу. Мое тело вибрирует от ощущений. Я так сильно хочу оказаться внутри Мишель, что перед глазами плывет изображение. Но не сейчас она заслужила немного помучиться.

Я веду Мишель к кровати и опрокидываю лицом на матрас. Она охает, но не сопротивляется. Я стягиваю с Мишель одежду, оставляя ее стоять голой с задранной кверху попкой. Любуясь этой картиной, я стягиваю пиджак и рубашку. Снимаю часы и бросаю их сверху на кучку одежды на полу. Для того, что я задумал, они будут мешать, потому что наверняка оставят ссадины на молочной коже Мишель.

Я поднимаю руку и с громким шлепком опускаю ладонь на ее задницу. Мишель вскрикивает и дергается, но я кладу вторую руку ей на затылок и прижимаю к матрасу.

– Финн! Ты с ума сошел?!

– Сошел, ― подтверждаю я, и снова шлепаю Мишель.

Она дергается и вскрикивает, пытается вывернуться из моей хватки, но я не даю, награждая ее следующим шлепком.

– Финн! Прекрати! Мне больно!

– В следующий раз, когда муж скажет тебе не высовывать носа из комнаты, ты послушаешься. Потому что твоя задница еще долго будет помнить наш «разговор», ― рычу я и снова бью.

Теперь звук выходит оглушительно звонким, а кожа Мишель покрывается красными отпечатками моих ударов. И это, мать твою, возбуждает. На каком-то ненормальном уровне задевает мою нервную систему. Так задевает, что я плыву и еще несколько раз опускаю ладонь на попку Мишель. Или я стал извращенным ублюдком, или так выходит моя ярость на Мишель за то, что ослушалась. Но это лучше, чем я бы дал ей пощечину, когда так сильно хотелось. Я не хочу поднимать на нее руку. Разве что в том виде, в котором уже поднял.