По берегу Терека временами встречались барханчики из рыжего песка. Они напоминали о близости моря. Рыжий песок придавал хоть какую-то солнечную теплоту унылой степи. Голова Шамиля была напротив моей, чуть повыше. Я видел, как по его щекам, поблескивая, текли слезы. Я видел, как он усилием воли пытался их заглушить в себе, но не мог. Порой его лицо искажала гримаса горя, и он кусал себе губы, чтобы не издать плаксивого звука. Я встал, чтобы не мешать ему, и подошел к берегу Терека. От вбитого в землю бетонного паромного стояка на тот берег тянулся старый заржавевший стальной трос. Посередине реки он провисал и почти касался темной поверхности воды. Скрученный из тысячи тоненьких стальных жил, многие из которых давно полопались, он был как шипованный и грозил ужалить торчащими, словно у ежика, стальными иголочками. Старые, продырявленные паромные бочки валялись на берегу. Кому-то из нас надо было добраться до другого берега по тросу и вернуться обратно на плоскодонной лодке – она виднелась на той стороне, привязанная к паромной стойке. Без нее невозможно было переправить на тот берег Шамиля. Хачбар и Габиб сразу вспомнили о своих еще не затянувшихся ранах, полученных во время потасовки во дворе у Батрби. Они могли бы не намекать на подобные обстоятельства: я сам получил сильный удар прикладом в затылок и ножевое ранение в ногу, которая гноилась и болела при ходьбе. Но я считал неудобным распространяться на этот счет. При Шамиле мне было бы неловко об этом говорить.

– Ансар, надо спешить! Нас могут здесь взять тепленькими, – кашляя в кулак, сказал Габиб. Все закашляли. Кашляли сухим, лающим кашлем. В камышах простудились все.

Смерив взглядом трос, я без лишних слов зажал его в руках и одновременно перехватил ногами. В первое же мгновение, как только я ухватился за него, в обе мои ладони вонзилось сразу несколько ржавых стальных иголок. После нескольких перехватов ладони начали сочиться темной венозной кровью. Но я уже висел над водой. Согнув руки в локте, я пытался действовать так, чтобы торчащие стальные колючки не вонзались в уже пораненные места. Я не дополз еще и до середины, а мои руки и ноги были исколоты, исцарапаны ржавыми иголками из размочаленных стальных жил. Где-то на середине реки моя спина почти полностью погрузилась в воду. Течение Терека подхватывало меня и тянуло в сторону. Большая масса темной воды внушала страх. Невдалеке я слышал всхлипывающее, засасывающее бормотание водоворотов. Ныряя и звонко сталкиваясь друг с другом, неслись куски горного льда. Живое тело полноводной реки пробуждало во мне зуд животного страха. В какой-то миг у меня не стало сил продвигаться дальше. Руки онемели от боли, голова была как в тумане – меня будто настиг болевой шок. Последнюю часть пути я проделал почти бессознательно, на последнем издыхании.

Цепь лодки была привязана к стояку и заперта на висячий замок. Несколькими выстрелами я разорвал ее. Я не имел опыта обращения с лодкой, и меня отнесло течением далеко вниз. Добравшись, наконец, до нашего берега, я спрыгнул в мелководье, сделал лямку из железной цепи и стал тянуть лодку против течения, как бурлак на Волге. Я тащил лодку к месту, где лежал Шамиль. Наступали сумерки, быстро темнело. Вглядевшись в сумрак надвигавшейся ночи, я не поверил своим глазам. Между буграми холмистого берега, среди зарослей камыша виднелись темные фигуры солдат. Солдаты были в касках и с автоматами! Достигнув места, где оставил Шамиля, я увидел, что он лежит, скатившись в воду. Невдалеке – лицом вниз, руки в наручниках за спиной – лежали Габиб и Хачбар. Их пинали ногами милиционеры с пистолетами в руках.

Оставив лодку, я бросился к Шамилю. Судорожно повернул его лицом вверх, но тут кто-то ударил меня в затылок. Что-то треснуло внутри головы – взрыв и короткая вспышка. Помню темную воду, потом холодный железный кузов военного грузовика. Рядом – труп Шамиля.

 ПОСЛЕСЛОВИЕ 

Хачилав – литературный псевдоним Надыршаха Мугадовича Хачилаева, депутата Государственной Думы РФ. Он приходится родным братом Магомеда Мугадовича Хачилаева – лидера лакского национального движения «Гази-Кумух», председателя дагестанского отделения российского Комитета защиты мира, депутата НС РД, председателя Координационного совета национальных движений Дагестана, который многое сделал для укрепления мира и согласия между народами Кавказа. К сожалению, имя этой легендарной личности незаслуженно предано забвению. Тогда как в присвоении имен улиц и проспектов Махачкалы происходит что-то непонятное, а подчас они присваиваются неизвестным людям. Что касается Надыршаха Мугадовича, то он всегда поддерживал действия своего старшего брата и был ему верным соратником. (В 1996 г. улица Котрова была названа именем Адама Мугадовича Хачилаева, пятикратного чемпиона СССР по карате. Можно было бы внести коррективы и переименовать ее им. Братьев Хачилаевых). Только неясно, почему не выполняется законное решение Махачкалинского городского Собрания народных депутатов? Характеризуя Надыра, Игорь Леонидович Волгин метко заметил: «хочется увенчать его лаврами дагестанского Хемингуэя». Во время учебы в Альма-матере – Литературном институте имени А.М. Горького Надыршах был увлечен творчеством Эрнеста Хемингуэя, перечитывал его произведения по нескольку раз. Особенно он восхищался романом «Прощай оружие!» Надыршах учился у него технике построения диалога, особой стилистике и замысловатым конструкциям эпитетов. Например, у Хемингуэя вы можете прочитать: «вода была чистая и мокрая». А у Хачилава в повести вам «встретятся»: запущенный и унылый двор, громко и грубо, сонная теплота ее кожи, мрачно и серо и т.д. Кстати сказать, одна из новелл Надыршаха называется «Снега Дульти– дага». Не правда ли, напрашивается параллель со «Снегами Килиманджаро» Хемингуэя? По инициативе главы РД Р.Г. Абдулатипова открыт театр поэзии «От Пушкина до Гамзатова…». 2015 год объявлен Годом литературы в России. Но всё ли мы знаем о нашей литературе, искусстве, культуре? Многие знают Н.М. Хачилаева как религиозного и общественного деятеля, но немногим знаком его творческий портрет. Картины, наполненные философским смыслом, размышлениями о бренности бытия и месте человека в мире исполнены его рукой. Необходимо сделать оговорку, что все они были нарисованы до того, как их автор принял «разумную веру», ставшую мировоззрением, которая различает дозволенное и запретное, а не принятие ее как обряд, обычай или привычку. Кстати сказать, этим же фактом объясняются многие пикантные места в его повести, которые публикуются без купюр. В тонко подмеченных подробностях описания природы, деталях характеров мы чувствуем почерк незаурядного таланта. Природа не поскупилась и щедро одарила его: поэт, художник, бизнесмен, спортсмен. Еще одна черта, сближающая его с Хемингуэем. Ведь Эрнест был отменным боксером, а Надыршах владел черным поясом карате-до. Хемингуэй говорил: «Если ты,