Жиртрест щурится, шипит в ответ:

— Девушка собиралась замуж…

«Замуж девственницей… Бред! Чистый бред! Кто сейчас так делает? А даже если и так, ну вот не случилось, что теперь, человека по подвалам мордовать, что ли?!»

Хотя... Если всё так, как он говорит, его понять можно. Всё же решаю не признаваться:

— Я лишь взял то, что предлагали, никого не насиловал!

Нутром чую, мой ответ бесит мента. Он пододвигается, хмурит рожу, снова начинает шипеть:

— Слушай сюда, придурок! Очень скоро мое терпение кончится, и я пущу в ход биту! Начну с твоих коленей, расхреначу так, что никакой хирург не соберет! Но даже на этом я не остановлюсь…

Невольно кошусь на биту, представляю, сколько вреда она может причинить, и меня всего аж подергивает от злости и беспомощности.

— Думаешь, тебе сойдет это с рук? — смотрю ему прямо в глаза. — Стоит мне добраться до людей…

— А кто сказал, что ты до них доберешься? Будешь упираться — живым отсюда не выйдешь! Я сломаю тебе каждую кость, какую только смогу. Остальное доломают мои ребята. А потом мы положим тебя в гроб, зальем цементом и выбросим в открытое море… Никто никогда не узнает, где искать твою могилу!

Смотрю на его раскрасневшуюся рожу и гадаю — пугает или правда может сделать что-то подобное? Человек просто так среди бела дня похитил меня из людного места и чувствует полнейшую безнаказанность. Его подельники, видно, совсем ничего не имеют против.

«Полный финиш… К кому я попал?!»

— Это не сойдет вам с рук! — пыхчу громче паровоза.

— А что ты сделаешь? — ухмыляется во всю ширину своей безразмерной хари жиртрест. — Будешь с того света навещать, пугать? И не таких крутили…

— Меня будут искать! Моя машина осталась на вашей стоянке! Не отмажетесь!

— А вот это вообще не проблема! Мои молодчики отгонят ее подальше, и всего-то!

Глубоко вздыхаю, крепко сжимаю за спиной кулаки:

— Есть свидетели, которые скажут, что я заходил в ваш отель! Не один человек! Несколько!

Мент уже начинает надо мной посмеиваться.

— И что? Зашел и ушел, к нам какие претензии?

— На входе в гостиницу висят камеры!

— Пустышки! — тут же пожимает плечами он. — Даже если кто-то догадается искать тебя в «Отличной», ничего не найдут!

Ведь он прав, сволочь такая! Прав, еще как прав!

У меня решительно заканчиваются аргументы, устало фырчу:

— Ты законченный псих!

— Не отрицаю… — он снова кривит губы в ухмылке. Не проходит и двух секунд, как возвращается к вопросу: — Всё еще будешь утверждать, что девка сама под тебя легла, или скажешь правду? Я хочу знать, как ты это сделал, и ты мне ответишь! Сам выбирай, до встречи с битой или после…

«Дело дрянь!»

Умом понимаю — как только правда выйдет наружу, этот утырок закатает меня в бетон с еще большим удовольствием, чем раньше, и всё же это будет потом, а бита… она сейчас…

Жиртрест словно слышит мои мысли, начинает замахиваться, и я кричу ему:

— Стой! Стой! Окей, я скажу! Я подкинул ей в шампанское наркоту с афродизиаком! Но я сделал это только потому, что хотел ее раскрепостить, она была очень зажатая до того, как… — затыкаюсь, чтобы не сболтнуть лишнего.

Присматриваюсь к реакции жиртреста. Признаться, я думал, после этой фразы он взбесится… Но он реагирует откровенно странно. Взгляд затуманивается, человек вообще теперь будто мимо меня смотрит, словно ему сменили программу. Морда становится немного блаженной, на лбу выступают капли пота, кожа активно краснеет даже на шее. Он ослабляет воротник рубахи, стремясь дать себе побольше воздуха, громко сглатывает и спрашивает, будто пьяный:

— Как это было? Расскажи мне детали! Все до единой! Она раскрепостилась достаточно для того, чтобы ты ее без помех поимел?

От таких вопросов подвисаю окончательно. Что-то совсем не похоже на речь любимого дядюшки, стремящегося защитить честь невинной девицы.

— Какие именно детали?

Тот с радостью поясняет:

— Что она говорила? Как сопротивлялась? Ей было больно?

«Он хочет, чтобы я рассказал, как мы трахались?!»

Меня передергивает от отвращения, а жиртрест, наоборот, очень разочарован моим молчанием. Ведет себя так, будто я прямо сейчас лишаю его удовольствия. Орет так, что до меня долетают его слюни:

— Твой трах стоил мне миллионы! И ты мне всё расскажешь! Каждую мелкую деталь вспомнишь! Так или иначе…

— Какие миллионы?! Ты вроде честь племянницы защищаешь, нет?!

— Теперь тебя заботит ее честь?! За девушку уже был заплачен калым! За девственную девушку, а ты, падла, ее испортил! И за это…

Крепко хватаюсь за спасительную идею:

— Так дело лишь в деньгах? Если так, мы можем всё уладить!

Мои слова немного приводят жиртреста в чувства, но он всё еще продолжает бесноваться:

— Каким образом? У тебя такого бабла не было, нет и не будет!

Однако мои слова заставляют его внимательнее ко мне присмотреться. Он сканирует взглядом мой внешний вид, в частности одежду, обувь. Видимо, решает, сколько стою.

— Вообще-то у меня батя не последний человек на этой планете! — тут же выдаю главный козырь. — Мы, Чаадаевы, между прочим, потомки старинного дворянского рода, деньги имеются…

— Да что ты мне лечишь… Тебе ни за что не собрать такую сумму…

На секунду притормаживаю.

— О какой сумме идет речь?

Мент прищуривается, смотрит на меня исподлобья и, сделав эффектную паузу, выдает:

— Двенадцать миллионов рублей!

— Ско-о-олько вы за девку хотите?!

От названной цифры мне резко плохеет. Даже вариант с битой уже не кажется таким ужасным по сравнению с тем, что мне сделает отец за потерю такой суммы. Ну, пол-лимона, лимон, ладно, два — это он через какое-то время забыл бы, но двенадцать лямов?! Я и без того у него вечный транжира и неудачник. Он мне всю жизнь будет их припоминать! Однако стоит мне отсюда выйти и рассказать бате о похищении, жиртресту конец. Капитальный и совершенно буквальный. Батя у меня мужик серьезный, шуток не шутит, нужных знакомых валом.

«Стоп, дурень! Рассказывать он собрался… А если отец узнает про наркоту?»

Что ж, в таком случае друзья смогут вволю наесться пирожков на моих похоронах. Эта тема для отца личная, навсегда закрытая, прощения за таблетки мне не будет. Лишит наследства! И к гадалке не ходи… Учитывая это, намного безопаснее будет промолчать про похищение, иначе он легко докопается до первопричины. Тогда как я аргументирую надобность в подобной сумме?