— Ладно, даже если мы не были первыми, — сказал я, — прошлое переделать невозможно. Мой народ веками жил с чувством мести, и это нам ничего не дало. Месть как способ жизни слишком переоценена.

— Лицемер! — во всеуслышание заявил Отто, по-прежнему забавляясь нашим разговором. — Ты пришел в Венецию с тем, чтобы бросить свою жизнь на алтарь мести.

— Как способ жизни месть абсурдна. Как способ смерти она эффективна и соблазнительна, — парировал я. — Если бы во мне осталась хотя бы одна частичка, стремившаяся к жизни, я бы выбрал другой курс.

— О чем это ты? — изумленно спросила принцесса.

— Он неудавшийся самоубийца, разве ваше высочество не знали? — рассмеялся Отто. — Грегор взял его под свою опеку, чтобы помешать этому. Болван так и не сумел ничего с собой сделать, но как одержимый не оставлял попыток самоуничтожиться, пока не украл вас у Барциццы.

Он собрался продолжать, но Лилиана увидела смятение на лице Джамили и подала ему сигнал заткнуться.

Джамиля принялась в упор меня разглядывать. Я попытался отвести взгляд, но не смог. Попытался сострить, но и это не удалось.

Вокруг нас все шумело и бурлило, а среди нас четверых внезапно воцарилась мертвая тишина.

Я уставился на грязную палубу и весь напрягся в ожидании, что принцесса сейчас что-нибудь скажет своим высокомерным тоном, и тогда мне придется резко ответить, чтобы скрыть смущение. Она ничего не сказала. Неловкость тянулась целую вечность.

— Что ж, поеду-ка обратно на свой корабль, — в конце концов произнес Отто, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Он поцеловал Лилиану, отвесил короткий поклон ее высочеству и подал сигнал на баркас, пришвартованный к кораблю.

Оставшиеся трое продолжали неловко молчать.

— Пошли, — бросил я. — Неплохо бы сейчас выпить.

Я показал на люк, и женщины молча последовали за мной. Лилиана погладила меня по локтю, стараясь успокоить, но я вырвал руку с такой силой, что нечаянно задел плечо Джамили. Это прикосновение так потрясло меня, что я резко отскочил назад. Там как раз проходила пьяная пара, которая качнулась прямо на меня. Потеряв равновесие, я упал на Джамилю.

— Прости, госпожа, — пробормотал я, запаниковав, и отпрянул от нее, уцепившись за ближайшую веревку. — Непредвиденная случайность.

Лилиана нервно захихикала, а принцесса как-то странно посмотрела на меня.

— Понимаю, — ласково сказала она. — В жизни не встречала второго такого мужчины, который бы так сторонился меня. Даже Грегор менее церемонен, чем ты.

— Он что, приставал к тебе?

Теперь Лилиана и принцесса захохотали почти в один голос — так обычно женщины смеются над какой-то своей шуткой, известной только им.

— Принцесса сказала совсем о другом, — возразила Лилиана. — Ты только и думаешь, как бы оказаться к ней поближе. Разве нет?

Я пришел в ужас, узнав, над чем они смеются. Из всех женщин на корабле принцесса была последней, которую я действительно был готов приласкать.

— Она под моей опекой. Ей и так досталось от человека, не имевшего никакого права дотрагиваться до нее. И мне невыносимо думать, что кто-нибудь посягнет на нее снова, пусть даже самым невинным образом.

Лилиана посмотрела на Джамилю выразительным взглядом — мол, опять он за свое. Но Джамиля остановила ее жестом.

— Вот уже много дней мы проводим в невероятной тесноте, — сказала она, обращаясь ко мне, — и все это время ты стараешься ценой невероятных для себя неудобств не дотрагиваться до меня. Ты и пальцем меня не коснулся, с тех пор как перевез на этот корабль. И хотя я очень благодарна тебе за доброту, мне кажется, из-за этого ты ужасно напряжен.

— Тут даже я не в силах тебе помочь, — пояснила Лилиана.

Я бросил на нее злобный взгляд, почувствовав, что краснею до кончиков ушей: совершенно ясно, что эти женщины болтали обо мне много дней, а может, и недель.

— Итак… — Принцесса потянулась и взяла мою руку в свою.

Я тихо охнул и попытался вырваться. Она переплела свои пальцы с моими и удержала руку.

— Ради всего святого, позволь себе сегодня спать, прижавшись спиной к моей спине, не съеживаясь. Ты буквально с ног валишься от недосыпа, — тихо сказала она.

Я посмотрел на свою руку, зажатую в ее руке. У нее были мягкие пальцы, дарившие приятное прикосновение. Что-то здесь было не так. Я понял, что именно, и тут же поспешил произнести это вслух:

— Принцесса никогда не сказала бы такое человеку моего положения.

— Я знаю тебя только как человека, который вырвал меня из ада и продолжает защищать. Поэтому и впредь буду обращаться с тобой соответственно, — ответила она, ничуть не встревоженная моим намеком.

— Не нужно никакой романтики, — мрачно изрек я. — Ты тогда высказалась без всяких экивоков, что мои действия необдуманны и не подготовлены должным образом.

— Прости меня. Я была напугана и наговорила резкостей, — сказала Джамиля. — Ты действовал очень хорошо, обходясь тем, что нашлось под рукой, а для этого требуется особая смекалка. Твой план удался, это самое главное.

— Он удался, потому что ты улучшила его.

— Правильно. Следовательно, в будущем постарайся воздерживаться от рискованных действий. Всегда прибегай к чьей-либо помощи. Но знай: я бы ни за что не сбежала с тобой, если бы интуитивно не поверила, что тебе все удастся. Мое доверие оказалось оправданным, и теперь я целиком полагаюсь на тебя. Для меня ты быстрее орла и сильнее льва.

— Ты говоришь совсем по-старозаветному, — тихо заметила Лилиана.

— Эта часть христианской Библии нравится мне больше всего, — ответила принцесса.

Лилиана отошла в сторону — она почувствовала еще раньше меня, что Джамиля хочет сказать мне словечко наедине. И действительно, это было одно-единственное слово:

— Почему?

Я покачал головой.

— У меня есть привычка — действовать не думая. С такой привычкой долго не прожить. Прошу, госпожа, не заставляй меня говорить об этом.

Она пошла к Лилиане, когда поняла, что, кроме этого, ничего от меня не услышит. Джамиле я больше, чем кому-либо другому, с тех пор как расстался с Вульфстаном, мог бы спокойно довериться. Но, постепенно сознавая, какой огромный и безумный мир меня окружает, понял, что стремление к самоубийству было всего лишь капризом жалкого слабака. На глазах этой женщины убили ее детей и мужа, после чего она целых пять лет провела запертой в пустой комнате, пока какой-то безмозглый болван надеялся завести от нее потомство. И у нее хватило стойкости все выдержать, дождаться перемен. Разве мог я поступить иначе?