Надеюсь, он мне приснился!

Однако нет — вот последний звонок. Я нажал на вызов, собираясь перезвонить и извиниться за это безобразие. Позвонил несколько раз, но трубку никто не брал.

Что со мной творилось? Похоже на то, что было прошлой весной, когда я начал превращаться в змея, — но при этом другое.

Может, я чего-то нанюхался в его лесу? Или это пыльца Анхеля виновата?

Случившееся очень меня, мягко говоря, расстроило. Но вот какое дело — одновременно я словно наблюдал со стороны за чувствами, холодно и равнодушно анализируя их. Какое-то раздвоение личности…

«Следующий этап превращения, — шепнул внутренний голос. — Помнишь встречу с Ленкой в институте? Так это то же самое. Просто в тебе отмирает человек…»

Ерунда, решительно возразил я внутреннему голосу. Тогда с Ленкой вышло скорее курьезно. А с мамой совсем уже не смешно.

Кстати, еще же был папа…

В первый момент я не смог вспомнить ни его лица, ни имени.

Вот тогда я испугался совсем. Вскочил и громко сказал:

— Васька!

Перед глазами сразу возникла милая рожица. На душе потеплело. Ну слава богу. Хоть это слово смысл не потеряло.

После таких жутких дел у меня, как и следовало ожидать, начался откат в сторону человечности. На следующий день, кое-как помирившись с мамой, я позвонил Кире, которого тоже не видал с лета, и договорился о встрече. С одной целью — доказать себе и всем людям в лице Кири, что я все еще один из них.

— Куда пойдем? — спросил не подозревающий о своей высокой миссии друг детства.

— Не знаю… Пройдемся? — предложил я.

— Где?

— Ну… за город слета… съездим?

— В такую погоду? — хмыкнул Киря. — Ты в окно-то выглядываешь иногда?

Я взглянул в окно. Увидел там нечто вроде серого экрана выключенного телевизора, с которого давно не протирали пыль. Иррационально захотелось нашарить пульт, нажать на «вкл» и найти канал, по которому показывают зеленый лес чужого мира, край которого расплывается в голубой дымке у горизонта…

— Давай я лучше к тебе заскочу, — предложил Киря.

Я огляделся и скривился:

— Да ну, в квартире сидеть противно. Я тут задыхаюсь…

— С каких это пор?

Я испугался, что спалился:

— Ладно, можно и в квартире. Прилетай… Гм… У меня тут еда есть!

— Еда? — переспросил Киря, теперь уже точно с подозрением. — Леха, у тебя же отродясь никакой еды в доме не бывало! Подружку завел, что ли?

Я мысленно обругал себя. Какой черт меня потянул сболтнуть про обед?

— Нет никакой подружки. Просто… Все люди меняются, — ответил я извиняющимся тоном. — Я последнее время довольно сильно изменился…

— Это уж точно, — проворчал друг детства. — И неудивительно, после того, что с тобой было весной. Как жив остался, лично мне до сих пор непонятно…

Я саркастически ухмыльнулся в трубку. По моему глубокому убеждению, Киря счел личным оскорблением, что я не помер от лейкоза, а более того, чудом взял и поправился, тем самым плюнув ему в душу как диагносту.

— Погоди, еще и не то увидишь, — посулил я ему. — Глаза на лоб полезут!

В общем-то, просто так сказал, чтобы его подколоть. Однако оказалось — не соврал.

Несколько часов спустя Киря застыл на пороге комнаты, и глаза у него распахнулись раза в два шире, чем обычно.

— Что это?!

— Да так, прибрался, — скромно сказал я. — Ну как тебе моя перепланировочка?

Киря сглотнул:

— Своеобразно…

— Правда, стало светлее, уютнее? — спросил я, смутно подозревая, что снова где-то накосячил.

По-моему, так теперь в квартире хоть стало возможно жить без отвращения. Все книги и журналы с пола я стащил в большую груду в дальнем углу комнаты и присыпал свежей землей, которую натаскал с газона. Теперь в комнате пахло не старой целлюлозой и пылью, а свежей хвоей и можжевельником, ветками которого я для эстетики прикрыл кучу земли. На подоконник поставил несколько банок с сырой размоченной землей, в них воткнул еще сосновых веток. Зачем? Сам не знал. Авокадо я передвинул к окну, поближе к свету. Думал, ему понравится, но вид у дерева был не счастливый, а несколько скукоженный. Возможно, от холода — все окна были открыты настежь. В комнате стало пусто, холодно, зелено.

— Ты не мерзнешь?

— Да нет пока, — я подумал и добавил: — Снег пойдет, закрою…

— Давай сейчас закроем, а? И кстати, мне не очень нравится та куча в углу. Кого ты там похоронил?

— Где? Да я просто книги убрал, чтоб не валялись…

Киря вздрогнул. Возможно, от холода. Я со вздохом закрыл окно:

— Есть хочешь?

— Чаю бы горячего выпил, — отозвался друг, как-то настороженно глянув в сторону кухни. — Что у тебя там за расчлененка на столе?

Ничего такого уж страшного там не было. Просто пакет с рынка с окровавленным куском чьей-то свежей туши. Мне было, в общем, все равно, чьей. Главное, когда я его покупал, оно еще не остыло.

— Можно подумать, расчлененки никогда не видал, — проворчал я. — Кстати, Киря! Если на порог подложена отрезанная голова, это что означает?

— У тебя?

— Не, у знакомого.

— Человеческая?

— Нет. Одного… животного.

— Как в фильме «Крестный отец»? — хмыкнул Киря.

— А что там?

— Там голову лошади отрезали и в постель хозяину подсунули.

— А что это означало?

— Последнее предупреждение. Еще один косяк, и с тобой будет то же самое.

— Гм… В случае моего знакомого была вообще-то не лошадь…

— Леха, — сказал Киря, — ты меня пугаешь.

Я вздохнул:

— Честно, не ставил себе такой задачи.

— Это и настораживает. Если бы ты прикалывался, я бы еще понял. А так… Знаешь, можно заподозрить что угодно.

— Например?

Неужели Киря о чем-то догадывается?

— Есть клинические признаки, — сказал он. — Конечно, это не мой профиль. Так, на уровне общей эрудиции. Новые привычки. Утрата интереса к прежней жизни. Изоляция от окружающих. Странные привычки…

Я пожал плечами, поняв, куда он гнет:

— Человеку без воображения все покажется странным.

Вместо ответа Киря ткнул пальцем в «могилу» с книгами.

— Зачем вот это?

— Ну… надо.