доктору Кеану ничего нового. Ему было не по себе, так как практикующему врачу с его репутацией нелегко в любой момент покинуть Лондон. Но дело, по которому он приехал, было неотложным. Для него очарование этого места не существовало, но где-то в Египте его сыну грозила смертельная опасность, и доктор Кеан считал часы, которые еще разделяли их. Его душа восстала против человека, чьи злые замыслы привели к его появлению в Порт-Саиде в то время, когда многие страдальцы нуждались в его помощи на Хаф-Мун-стрит. Его преследовал призрак, упырь в человеческом обличье – Энтони Феррара, приемный сын его дорогого друга, приемный сын, который убил своего приемного отца, который, будучи невиновным в глазах закона, был виновен в крови в глазах Бога!

Доктор Кеан включил свет и сел на край кровати, нахмурив брови и глядя прямо перед собой, с выражением в своих ясных серых глазах, значение которого он бы горячо отрицал, если бы кто-нибудь обвинил его в этом. Он думал о послужном списке Энтони Феррары. Жертвы этого дьявольского юноши (ибо Энтони Феррара едва достиг совершеннолетия), казалось, стояли перед ним с умоляюще протянутыми руками.

"Ты один, – казалось, кричали они, – знаешь, кто и что он такое! Ты один знаешь о наших ужасных обидах; ты один можешь отомстить за них!"

И все же он колебался! Оставалось подвергнуть опасности его собственную плоть и кровь, прежде чем он предпримет решительные действия. Гадюка лежала в пределах его досягаемости, и он забыл наступить на нее пяткой. Мужчины и женщины страдали и умирали от ее яда; и он не уничтожил ее. Затем Роберт, его сын, почувствовал ядовитый клык, и доктор Кеан, который не решался действовать от имени всего человечества, взялся за оружие. Он обвинял себя в родительском эгоизме, и его совесть не желала слышать оправданий.

Смутно шум, доносившийся из гавани, доходил до него до того места, где он сидел. Он тупо прислушивался к гудению сирены – гудку какого-то судна, выходящего из канала.

Его мысли были дурной компанией, и с глубоким вздохом он встал, пересек комнату и распахнул двойные окна, открывая доступ на балкон.

Порт-Саид, панорама мерцающих огней, лежала под ним. Луч маяка испытующе обвел город, словно око какого-то языческого бога, жаждущего жертвоприношения. Ему казалось, что он слышит крики матросов, угоняющих лайнер в гавани, но ночь была полна отдаленного бормотания, неотделимого от этих ворот Востока. Улицы внизу, белые под луной, выглядели пустыми и безлюдными, а отель под ним не издавал ни звука, чтобы рассказать о множестве перелетных птиц, которые укрылись в нем. К нему пришло ошеломляющее ощущение своего одиночества; его физическое одиночество было символом того, что характеризовало его место в мире. Он один обладал знаниями и силой, чтобы сокрушить Энтони Феррару. Он один мог избавить мир от неестественной угрозы, воплощенной в человеке, носящем это имя.

Город лежал перед его глазами, но теперь он не видел ничего из этого; перед его мысленным взором маячила исключительно фигура стройного и странно красивого молодого человека с черными как смоль волосами, лишенными блеска, лицом цвета слоновой кости, длинными темными глазами, в которых таился яркий огонь, и женственной грацией, которая выражалась во всей его осанке и подчеркивалась его длинными белыми руками. На пальце левой руки поблескивал странный зеленый камень.

Энтони Феррара! В глазах этого одинокого путешественника, который стоял и смотрел вниз на Порт-Саид, эта фигура заполнила весь ландшафт Египта!

С усталым вздохом доктор Кеан повернулся и начал раздеваться. Оставив окна открытыми, он выключил свет и лег в постель. Он был очень утомлен, усталостью скорее духовной, чем телесной, но это была усталость такого рода, которая делает сон почти невозможным. Мысли его кружились вокруг одной неподвижной точки; напрасно он пытался на время забыть Энтони Феррару и все, что с ним было связано. Сон был необходим, если он хотел быть в хорошей форме, чтобы справиться с делами, которые требовали его внимания в Каире.

И все же сон не давал ему уснуть. Каждый незначительный звук, доносившийся из гавани и канала, казалось, поднимался в неподвижном воздухе в его комнату. Сквозь своего рода туман, создаваемый москитными занавесками, он мог видеть открытые окна и смотреть на звезды. Он обнаружил, что изучает небеса бессонными глазами и лениво вычерчивает видимые созвездия. Затем одна очень яркая звезда привлекла все его внимание, и с непоколебимым упорством бессонницы он пытался определить ее местонахождение, но не мог определить, к какой группе она принадлежала.

Так он лежал, устремив взгляд на звезды, пока другие небесные светильники, скрытые завесой, не стали невидимыми, а клочок неба – не более чем декорацией для этого единственного белого шара.

В этом созерцании он успокоился; его мысли перестали лихорадочно метаться по этому ненавистному руслу; яркая звезда, казалось, успокаивала его. В результате его пристального взгляда теперь казалось, что она увеличилась в размерах. Это был обычный оптический обман, о котором он вообще почти не размышлял. Он почувствовал долгожданное приближение сна и намеренно сосредоточил свой разум на шаре света.

Да, действительно, шар света – теперь он принял размеры меньшей луны, и казалось, что он покоится в пространстве между открытыми окнами. Затем ему показалось, что шар подкрался еще ближе. Реальность – кровать, москитная занавеска, комната – исчезала, и благодарный сон приближался и давил на его глаза в виде этого ослепительного шара. Чувство удовлетворения было последним впечатлением, которое он испытал, прежде чем яркая звезда, казалось бы, повисла прямо за сеткой. Он уснул.

Королева-ведьма

Человек, психически переутомленный, спит либо без сновидений, либо видит сны с большей яркостью, чем та, которая характерна для сновидений при нормальном сне. Доктору Кеану приснился яркий сон.

Ему приснилось, что его разбудил звук легкого постукивания. Открыв глаза, он вгляделся сквозь мутную сетку. Он вскочил и отдернул занавеску. Стук повторился; и, снова оглядев комнату, он очень отчетливо различил фигуру на балконе у открытого окна. Это была женщина в черном шелковом платье и белом мусульманском яшмаке, которая, наклонившись вперед, заглядывала в комнату.

– Кто там? – позвал он. – Чего ты хочешь?

– Ш—ш-ш!

Женщина поднесла руку к закрытым вуалью губам и посмотрела направо и налево, словно боясь потревожить обитателей соседних комнат.

Доктор Кеан потянулся за своим халатом, который лежал на стуле рядом с кроватью, набросил его на плечи и спустился на пол. Он наклонился и надел тапочки, не сводя глаз с фигуры у окна. Комната была залита лунным светом.

Он направился к балкону, когда