– Итак, вы можете разбогатеть. Скоро?

– От сиделки, ухаживающей за Белль, я знаю, чтобедняжка быстро угасает. Конец может наступить буквально через пару недель. Нотеперь деньги не имеют для меня такой цены, – печально добавила миссБлэклок. – Запросы у меня скромные. Мне вполне хватает того, что у меняесть. Раньше я бы с радостью тряхнула стариной и поиграла на бирже, но теперь…Так что согласитесь, инспектор, если бы Патрик с Джулией хотели убить меняиз-за денег, с их стороны было бы безумием не выждать несколько недель.

– Так-то оно так, мисс Блэклок, но что будет, если выумрете раньше миссис Гедлер? К кому тогда перейдет наследство?

– Никогда не задумывалась… Наверное, к Пипу и Эмме.

На лице Краддока отразилось изумление. Мисс Блэклокулыбнулась:

– Думаете, старушка сбрендила? Повторяю: если я умрураньше Белль, деньги, судя по всему, достанутся законным наследникам, или кактам у вас называется на вашем юридическом языке… а попросту – детям Сони,единственной сестры Рэнделла. Он с ней разругался. Она вышла замуж за человека,которого Рэнделл считал отпетым негодяем.

– А он действительно был негодяем?

– Еще каким! Но женщинам нравился. Он был то ли грек,то ли румын… как же его звали, дай бог памяти? А! Стэмфордис, ДмитрийСтэмфордис.

– Когда Соня вышла замуж, Рэнделл вычеркнул ее иззавещания?

– Нет. Соня и так уже была очень богата. Рэнделл успелпоместить на ее имя крупную сумму денег, обставив это дело так, чтобы муж немог до них добраться. Но адвокаты уговорили его указать наследника на тотслучай, если Белль меня переживет, и он, наверное, назвал Сониных детей. Большеему ничего в голову не пришло, а он был не из тех, кто завещает свои капиталыблаготворительным организациям.

– Значит, у Сони родились дети…

– Да, Пип и Эмма. – Мисс Блэклокулыбнулась. – Звучит, конечно, забавно. Я знаю о них только с Сониныхслов. Спустя какое-то время после свадьбы она в письме попросила Белль передатьРэнделлу, что брак у нее очень счастливый, а недавно родились близнецы, и онаназвала их Пипом и Эммой. Насколько мне известно, больше писем не приходило.Но, конечно, от Белль вы получите более исчерпывающие сведения.

Мисс Блэклок позабавил ее собственный рассказ. Однакоинспектору было не до смеха.

– Значит, – сказал он, – если бы вас в тотвечер убили, то по крайней мере два человека получили бы огромное наследство.Вы ошибались, мисс Блэклок, сказав, что ваша смерть никому не нужна. Минимумдва человека в этом жизненно заинтересованы. Сколько сейчас лет братцу ссестрицей?

Мисс Блэклок задумалась.

– Дайте сообразить… Двадцать второй год… Нет, мнетрудно припомнить… Думаю, лет двадцать пять – двадцать шесть. – Она резкопосерьезнела. – Инспектор, я надеюсь, вы не думаете, что…

– Я думаю, что кто-то пытался вас убить. И что этотчеловек или эти люди могут повторить свою попытку. Вы должны вести себя оченьосторожно, мисс Блэклок, постарайтесь. Одно убийство было подготовлено, носорвалось. Очень может быть, скоро будет совершено и второе покушение на вашужизнь.

Филиппа Хаймес выпрямилась и откинула прядь волос совспотевшего лба. Она пропалывала цветочный бордюр.

– Инспектор?

Филиппа вопросительно поглядела на Краддока. Он, в своюочередь, присмотрелся к ней более внимательно. Ничего не скажешь, красиваядевушка. Чисто английский тип: пепельные локоны, продолговатое лицо, упрямыйподбородок, упрямый рот. Филиппа была чем-то удручена, обеспокоена. Нопристальный взгляд голубых глаз был абсолютно непроницаем. Да, эта девушкаумеет хранить тайны.

– Извините, что снова отвлекаю вас от работы, миссисХаймес, – сказал Краддок, – но мне не хотелось дожидаться, пока выпридете на обед. И потом, я решил, что нам проще побеседовать вдали от«Литтл-Пэддокса».

– Я вас слушаю, инспектор.

А в голосе ни тени волнения или интереса! Но затопроскользнула тревога… Или ему почудилось?

– Сегодня утром мне было сделано одно заявление.Относительно вас.

Филиппа приподняла брови.

– Миссис Хаймес, вы решительно утверждаете, чтонезнакомы с Руди Шерцем?

– Да.

– И вы впервые увидели его уже мертвым?

– Разумеется. Я никогда его раньше не видела.

– У вас не было с ним разговора в оранжерее«Литтл-Пэддокса»?

– В оранжерее?

Краддок был почти уверен, что в голосе Филиппы промелькнул страх.

– В оранжерее, миссис Хаймес.

– А кто это сказал?

– Мне сообщили, что у вас был разговор с Руди Шерцем.Он спросил, где ему спрятаться, а вы пообещали показать надежное место иназвали вполне определенное время: четверть седьмого. Как раз в четверть седьмогоРуди Шерц должен был добраться от автобусной остановки до усадьбы в деньналета.

На миг воцарилось молчание. Потом Филиппа презрительнохмыкнула. Вид у нее был озадаченный.

– Я знаю, кто вам сказал, – процедила она сквозьзубы. – По крайней мере догадываюсь. Это ложь, очень глупая, неуклюжая излобная. Почему-то Мици ненавидит меня больше всех остальных.

– Значит, вы отрицаете свой разговор с Шерцем?

– Естественно! Я ни разу в жизни не встречалась с РудиШерцем. Да меня и дома в то утро не было! Я была здесь, на работе.

– Простите, в какое утро? – вкрадчиво спросилинспектор.

Секундная заминка. Потом глаза моргнули.

– Каждое утро. Я прихожу сюда каждое утро. И не ухожураньше часа дня, – отбрила инспектора Филиппа и презрительно добавила: –Зря вы слушаете Мици. Она постоянно врет…

– Итак, мы имеем взаимоисключающие показания двухдевушек, – сказал Краддок сержанту Флетчеру. – Кому верить?

– Все считают, что беженка рассказывает байки, –откликнулся Флетчер. – Я тоже по опыту знаю, что иностранец соврет недорого возьмет. Да и по всему видно, что она миссис Хаймес терпеть не может.

– Значит, на моем месте вы предпочли бы поверить миссисХаймес?

– Если б не появилось каких-то веских улик, сэр.

У Краддока таких улик не было… Ничего, кроме слишкомпристального взгляда голубых глаз и слов «в то утро», невольно сорвавшихся уФилиппы с языка. А ведь он не говорил ей, когда состоялся разговор в оранжерее:утром или днем…