Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор молчал, тяжело дыша. А потом вдруг схватил Леониду в объятья, прижал спиной к стене и принялся целовать.
— Ты что! — принялась отбиваться она, а потом вдруг вспомнила, что это ее жених, и ей теперь придется с ним целоваться, и не только, чуть ли не всю оставшуюся жизнь… Она сдалась и вдруг с удивлением обнаружила, что в чем-чем, а в поцелуях этот парень знает толк! Даже в такой невыносимой обстановке он сумел завести ее так, что она не только позволила ему более смелые ласки, но и сама принялась расстегивать пуговицы у него на рубашке…
Вдалеке раздался какой-то шум, к ним приближались шаги и голоса, и Леонида, опомнившись, оттолкнула от себя разгоряченного мужчину.
— Виктор, погоди! Ну, погоди же! Ты хочешь этого прямо здесь и сейчас? Но… но я еще не готова… И ужасно устала! А потом тут так грязно и сыро… и камни режут спину… Да и, в конце концов, зачем нам торопиться! Не так уж долго осталось терпеть!
Мужчина, вздохнув, отшагнул в сторону и растворился в темноте. Леонида принялась поправлять сбившуюся одежду. Она чувствовала возбуждение и прилив сил.
Если в постели Виктор окажется хотя бы вполовину так же хорош, как был сейчас, в пещере, у ее брака появится довольно прочное основание!
— Виктор! — позвала она. — Виктор, где ты? Нам пора выбираться отсюда.
Ответом ей было молчание.
Неужели он ушел? Может быть, обиделся?
— Виктор, не дури! Я и вправду устала.
Его не было рядом. Он обиделся, ушел и бросил ее тут, одну, в этой адской темноте!
Не разбирая дороги, она наугад помчалась по туннелю, натыкаясь на выступы каменных стен, больно ушибаясь и падая. Она кричала и звала на помощь, но людей не было и выхода не было, и это было как в страшном сне, в кошмаре, когда пытаешься бежать, а на самом деле стоишь на месте. Наконец, когда она, обессилев, упала на пол и, закрыв глаза, беззвучно заплакала, ей показалось, что где-то недалеко раздаются голоса, она вскочила и рванулась на этот звук, но, споткнувшись, полетела на камни, ударилась обо что-то, в голове вспыхнул яркий свет, послышалось знакомое хихиканье, а потом стало темно… Она потеряла сознание.
Наверное, обморок длился совсем недолго, когда Леонида очнулась, сердце после длительного бега еще гулко билось в груди. Потрогав голову, она обнаружила на лбу здоровенную шишку и не могла не усмехнуться, представив, как она сейчас выглядит — красотка, поразившая всех утром, превратилась в самое настоящее чучело! Она уперлась руками в пол, чтобы встать, и с удивлением обнаружила, что рядом лежит что-то мягкое. Она провела руками — пальцы ее наткнулись на лицо, ощупали нос, рот, глаза… Это был человек! Видно, это об его тело она споткнулась, когда бежала.
Теперь она не одна!
Обрадовавшись, Леонида принялась трясти безвольное тело, пытаясь привести его в чувство.
— Очнитесь! Да очнитесь же! — кричала она.
Тело оставалось неподвижным.
Она принялась бить лежащего по щекам — сначала слегка, боясь причинить ему боль, а потом не церемонясь, наотмашь — и снова ничего!
Леонида почувствовала озноб, который перешел в сотрясающую все тело дрожь. Без сил она откинулась назад и прислонилась к стене. Что-то не так с этим лежащим рядом с ней человеком… Что-то неправильно…
Осознание кошмарной правды начало закрадываться в мозг, но она всеми силами противилась этому, не желая признаваться самой себе, что знает ответ.
Но мало-помалу ей пришлось смириться с этой мыслью — человек, лежащий на каменном полу у ее ног, мертв. Да, он мертв, и поэтому он так неподвижен! Да, он мертв, поэтому так холодна и бесчувственна его кожа! Да, он мертв, и именно поэтому ей не удалось разбудить его…
Когда-то, еще в школьные годы, Леонида была председателем санитарной комиссии. Поколебавшись, она протянула руку и пощупала его шею. Пульса на было.
Она заставила себя подползти к телу и, прижавшись к нему ухом, попыталась прослушать сердце. Сердце молчало. За те несколько минут, которые она пролежала на его груди, ей не удалось услышать ни одного толчка.
И более того. Она почувствовала, что рука ее, ощупывавшая тело, стала липкой…
И вот тогда она дала волю чувствам.
Наверное, за все века своего существования эти стены не слышали такого истошного визга, таких отчаянных воплей и не видели такого количества слез. Леонида, позабыв обо всех правилах и нормах цивилизованного поведения, орала благим матом, и именно эти звуки, подобные сирене, привели к ней спасателей.
Мечущиеся огоньки фонариков, встревоженные голоса… Леонида с трудом слышала их из-за собственного крика.
— Сюда! Смотрите, вот она! — это голос Инессы Казимировны. Певица, чей черный с розами платок развевался за плечами, как крылья большой летучей мыши, первая прибежала к забившейся в угол Леониде. — Боже мой… Боже мой, что это? — хорошо поставленный голос срывается, в нем звучит потрясение.
Свет от фонарика падает на распростертое рядом с Леонидой тело.
Девушка бросает туда взгляд…
На каменном полу лежит ее жених, Виктор, с рассеченной головой…
А ее руки испачканы кровью…
«А ведь мы с ним только что целовались», — было ее последней мыслью перед тем, как снова упасть в обморок.
С каждым часом этого на редкость неудачного дня Сергей мрачнел все больше. Все его усилия разобраться в этом деле в очередной раз потерпели фиаско. Ему казалось, что он, как в страшном сне, лезет с кулаками на ватную стену и вязнет в ней, задыхаясь в пушистой вате, — сколько ни бей, все равно не прошибешь… Догадки, предположения, гипотезы — все его умозаключения снова рухнули в связи с новым несчастным случаем.
Да, и на этот раз заключение полиции гласило — несчастный случай. Причина смерти — размозженная рана головы вследствие удара тупым тяжелым предметом. Предмет этот — камень со следами крови — найти было совершенно не трудно — он валялся недалеко от трупа.
Конечно, никто и не подумал подозревать Леониду — ее потрясение и шок выглядели совершенно искренними, к тому же на камне не было найдено никаких отпечатков. Камень, скорее всего, упал сверху, свод пещеры именно в этом месте был довольно высоким — около семи метров. Кроме того, изо всех окружающих у невесты было меньше всего мотивов для убийства. Хотя, узнав, что и этот погибший был женихом Леониды, офицер, проводивший дознание, как-то странно посмотрел на девушку. Или Сергею это только показалось? В любом случае, полицейский сказал только банальную фразу:
— Примите наши соболезнования, мадам… — так прозвучали его слова в переводе.
— Мадемуазель… — устало поправила его Леонида. Глядя на ее осунувшееся, грязное лицо, на заплаканные глаза, на дрожащие губы, на испачканную, местами порванную одежду, нельзя было не испытывать жалости. И все же…