— Еще как будет, — заверил Джон. — Вот только большинство умрет от голода.

Он был, пожалуй, единственным новошерстком из всех, кого я знал, который задумывался о чем-то помимо того, что происходило прямо сейчас. Именно это мне в нем и нравилось, поэтому-то я и поддерживал Джона, но это меня и пугало — и в нем, и в таких, как он. Брат готов был рискнуть и сделать что-то, из-за чего на него все ополчатся, если считал, что в перспективе выйдет толк. У меня бы на это духу не хватило.

Но зато я умел оставаться верным, несмотря ни на что.

Попрощавшись с бруклинскими новошерстками, мы разделились и принялись активно искать пищу. Правда, толком ничего не нашли: вся Семья крутилась поблизости, так что раздобыли мы лишь несколько паршивых летучих мышей да грязные ошметки пеньковицы. Но через четыре-пять часов Кэндис заметила маленького каменяка, который пасся в звездоцветах. Ей хватило ума не гнаться за ним, поскольку, едва завидев нас, зверь умчался бы прочь, и мы бы его уже не догнали: у него-то шесть ног, а у нас всего две, так что бегает каменяк раза в два-три быстрее нас. Кэндис прокралась к остальным и жестами показала, где каменяк, чтобы мы его окружили. Я медленно полз сквозь мерцающие звездоцветы, как вдруг наткнулся рукой на что-то, что принял сперва за камешек странной формы. Присмотревшись, я сразу понял, что это вовсе не камень. Это было кольцо, вроде тех, что вырезают из дерева, полируют шерстячьим жиром и носят на пальце.

Однако это кольцо было не из дерева. Оно было твердым и гладким и, как вода, отражало свет цветов. Я сразу же понял, что оно из металла — твердого, гладкого и блестящего вещества с Земли. (Говорили, будто в Эдеме оно тоже есть, где-то в камнях, каким-то образом с ними смешано, но никто не знал, где его искать.) А если кольцо из металла, значит, принадлежало кому-то из Первой Пятерки — Анджеле, Томми или одному из Трех Спутников.

Тут мне пришла мысль, от которой по спине пробежал холодок и закружилась голова.

Клянусь членом Тома! Да это же то самое кольцо, Потерянное Кольцо, кольцо Анджелы, про которое ставят пьесы! Это и правда оно!

То это кольцо или нет, но это Памятка, и заикнись я о нем хоть единой живой душе, меня тут же заставят отдать его Старейшинам, а те положат его на хранение к остальным Памяткам: Ботинкам, Поясу, Рюкзаку, моделям Небесных Лодок и Земли, пластмассовой Клавиатуре, состоящей из нескольких рядов квадратиков с буквами, и мертвому прямоугольнику, который когда-то показывал картинки, что умели двигаться и говорить…

Бух! В меня врезался каменяк, да так сильно, что от удара перехватило дыхание. Я рухнул на спину и угодил прямо в гигантский муравейник.

Все расхохотались.

— Надо же, леопарда убил, — поддразнила Джейн, — а каменяка, который несется прямо на него, не заметил.

— Джон, ты идиот, — обругала меня Кэндис. — Упустить такую добычу! Во имя Гарри, о чем ты только думал?

Я поднялся и торопливо стряхнул с себя разозленных муравьев: их тельца полыхали красным, предупреждая о том, что муравьи сейчас укусят. Я чувствовал себя полным дураком, но запросто мог бы все объяснить и успокоить всех, даже сердитую Кэндис, если бы только показал кольцо. Такая находка для Семьи дороже десяти каменяков. Каждый согласился бы со мной, что, найди он кольцо, и думать забыл бы об охоте.

Я был бы рад показать ребятам кольцо. Мне совсем не улыбалось, что меня сочтут витающим в облаках мечтателем или разиней, который на охоте только мух ловит. Я не хотел, чтобы обо мне так думали, к тому же это неправда. Но надо думать о том, чего ты хочешь добиться в будущем, а не стараться облегчить себе жизнь — таково мое правило, мое правило леопарда. Поэтому я решил, что лучше до поры до времени никому не показывать кольцо. Я зажал его в кулаке — оно было прохладное и гладкое на ощупь, — улыбнулся, пожал плечами и ничего не ответил. У меня к поясу был пришит небольшой карманчик, где я хранил всякую полезную мелочовку — куски черного стекла и пеньковицы, зерна белых светоцветов. Туда-то я и спрятал кольцо, пока никто не видит, и словом не обмолвился о находке. Мы отправились дальше.

— Ты какой-то странный с тех пор, как поймал леопарда, — заметила Кэндис. — Выскочил на Гадафщине с предложением пересечь Снежный Мрак. Зачем это вообще было нужно? И не надо мне рассказывать про нехватку пищи, Проходной водопад и прочий бред. Это не нам решать, и тебе это прекрасно известно. По-моему, тебе просто захотелось внимания.

— Я бы сказала, что он стал странным после того, как переспал с этой Тиной Иглодрев, — добавила Дженни.

Мет уставился на меня. Джерри тоже. Неужели я не дам отпор этим нахалкам? Но я ничего не ответил. Мы шли дальше и вскоре наткнулись на Дэвида, который охотился вместе с Лисом. Дэвид светился от удовольствия: он только что убил каменяка своим длинным копьем с наконечником из черного стекла.

— Эй, это же мой каменяк! — воскликнула Кэндис. — Это я его нашла, и мы бы его поймали, если бы Джон не хлопал ушами.

Дэвид разразился хохотом и повторил старую пословицу:

— Добыча не твоя, если в ней нет твоего копья.

Он перевел взгляд на меня.

— Что, Джон, прохлопал зверя? А все потому, что слишком много по бабам бегаешь. Переспал с Мартой Лондон, с Тиной Иглодрев, даже Беллу Красносвет — и ту умудрился огулять! Этот сопляк вообразил, что может любую поймать на удочку. Мы будем звать тебя Джон Удей. Все равно ты больше ни на что не годишься.

Его лицо, и без того уродливое, как мышиное рыло, исказилось от ненависти и зависти. Я вспомнил, как Дэвид посмотрел на меня, когда я вылез из шалаша Беллы, и подумал: будь у него возможность безнаказанно проткнуть меня копьем, как каменяка, он бы наверняка меня прикончил. И рука бы не дрогнула.

История учит, что на Земле такое случалось. Люди убивали друг друга, как мы — каменяков и трубочников. Иногда группа нападала на группу, как Гитлер с Вошистами — на Удеев. Говорят, все это творилось потому, что Семья на Земле разделилась на части, группы расселились порознь и стали вести себя так, словно каждая из них — отдельная Семья. Рассказывают даже, что некогда Белые охотились на Лондонцев — кожа у тех была черной, как у Анджелы, — связывали их веревками и торговали ими, как у нас в Семье группы продают друг другу черное стекло, звериные шкуры и зубы леопарда. (Все это — «история», предмет, который дети учили в Школе, пока ту не отменили.)

Заметив выражение лица Дэвида и догадавшись, что он хочет со мной сделать, я вдруг увидел, что с нами будет, если Семья распадется. Мне представилось огромное старое дерево, которое некогда давало тепло, свет, кору для шалашей, приносило плоды, но вот его срубили, и на изломе струя обжигающей смолы из Подземного мира хлещет прямо в небо.

— Запускаешь свое удилище в женщин, которым и вовсе не следовало связываться с глупым мальчишкой, не имеющего ничего, кроме смазливой мордашки, — не унимался Дэвид. — И этот сопляк еще пытается разбить Семью! Больше Джон ни на что не годится. Предлагает всякий бред, который мы должны выслушивать лишь потому, что на его копье наскочил бедолага-леопард.