Одним из таких рыночных товаров, отнятых у живых хозяев и не возвращаемых наследникам, числился особняк Чертковых на Мясницкой улице, к которому и направлялась сейчас наша парочка. Давид все же решил довести до логического конца журналистское расследование вместе с очаровательной помощницей.

– Знаешь, дом семь на Мясницкой не один десяток лет стоит, официально объявленный реставрируемым, но никакой реставрации ни по фронтону, ни внутри не производится, – по ходу рассказывал девушке Давид. – Центр усадебного комплекса занимает барочный дом середины ХVIII века. К 1870 году здание обросло пристройками. В них еще тогда было намечено разместить книгохранилище. Причем новые флигеля и крылья объединены единым эклектическим декором в стиле рококо. Если нам удастся зайти в особняк, обрати внимание на залы, потому что каждая из них оформлялась в особом стиле. Неслучайно уже в конце восемнадцатого века Дом Чертковых стал до того популярен, что некоторые из залов сдавались внаем для проведения различных торжеств.

Самым известным до сих пор считается Готический зал – редчайший пример неоготики середины прошлого столетия. А также Курительная комната в «мавританском» стиле. Конечно, есть еще Охотничий и Белый залы – также отличающиеся великолепной лепниной и необыкновенной отделкой, но это уже на любителя. Кстати, Белый зал многие считают верхом совершенства всего дома. В общем, есть на что посмотреть.

– Но откуда такие познания? – поинтересовалась Вилена. – Ты сейчас рассказывал о доме, будто всю сознательную жизнь работал там гидом.

– Я, как журналист и писатель, когда берусь за какое-нибудь дело, просто обязан знать всю подноготную. А этот особняк даже попал в словарь Брокгауза и Ефрона как первая библиотека Чертковых, потому что одно время был единственным местом в нашем государстве, где хранились ценные собрания книг о России и славянах. Стоит ли удивляться моему интересу, когда я раскопал некоторые факты о части манускриптов из библиотеки Ивана Грозного, случайно попавших в библиотеку Чертковых?

Александр Дмитриевич Чертков, основатель библиотеки, дружил со многими известными творческими личностями. У него в гостях бывали Жуковский с Пушкиным, Федор Глинка, Щепкин и еще множество других.

Библиотеку унаследовал сын Черткова Григорий Александрович. Исполняя волю отца, он в 1863 году открыл первую в России бесплатную частную библиотеку. Хранителем фондов граф Чертков попросил стать Петра Ивановича Бартенева. В декабре 1871 года фамильная коллекция книг и рукописей была передана в дар Москве. При этом выдвигались следующие условия: сохранение за библиотекой названия «Чертковская», запрет на вывоз из Москвы и какое бы то ни было разделение ее фондов, бесплатный доступ к собранию и строительство специального здания, где можно регулировать температуру помещения.

Естественно, с приходом к власти американского ставленника Бронштейна условия дарителя сразу же были нарушены, имя графа Черткова вычеркнуто из всех анналов, а неделимые фонды растасканы. В 1938 году основная часть фондов осела в «историчке», а в 1945 году разъединили и рукописное собрание, поделив его между ГИМом и Литературным музеем. Но мародеры чудом пропустили один из подвалов, где в нетронутом состоянии остались ждать своих благодарных читателей, интересующихся криптографией, старинные манускрипты библиотеки Ивана Грозного.

– Спасибо за экскурс, – кивнула Вилена. – Но ты уверен?

– Да, факт не проверенный, – сознался Давид. – А для чего мы собрались посетить Дом Чертковых? Вообрази, вдруг посредством организации спутникового наблюдения, или, допустим, создания эфемерного фонда «ленинки» в доме на Мясницкой удастся произвести большевистский шмон?!

– Но ведь это же ложь? – глаза у Вилены округлились. – Как можно начинать дело, опираясь на ложь?

– Во-первых, – возразил парень. – Это вовсе не ложь, а заведомое применение техноблудия для проверки поступивших мне, редактору газеты «Совершенно секретно», фактов таинственных следов сокровищницы русской литературы. Во-вторых, мне, по-твоему, надо было написать прошение в трех экземплярах на имя председателя ВРК товарища Лейбы Бронштейна? И ждать, когда оный благоволит разрешить мне какое-то там журналистское расследование?

– Да ну тебя, – смутилась Бусинка. – Скажешь тоже! Кстати, почему ты Троцкого называешь американским ставленником?

– Вот тебе раз! – удивился Давид. – Выходит, с историей мы не очень-то дружим? Ничего, это исправимо. Как говорил в свое время Карамзин: «…всякая история, даже и неискусно писанная, бывает приятна, – тем более отечественная».

Во время второй эмиграции Лейба Бронштейн бежал из Европы в Америку, и на него обратило внимание американское правительство. Возвращаясь в Россию, в лагере «Амхерст» он был завербован и приехал в бурлившую смутами страну уже верным американским шакалом. Заметь, что американские войска стали интервентами России в том же марте 1918 года.

– Какие интервенты? – ужаснулась Вилена. – Американцы? На русской земле?

– Именно так, – кивнул Давид. – Весь север государства Российского был оккупирован американскими войсками несколько лет. Там были организованы концентрационные лагеря, где белогвардейцев стравливали с красноармейцами. А благородные охранники делали ставки.

В это время Троцкий-Бронштейн становится председателем Петросовета и Военно-революционного комитета, фактически организует Красную армию и утверждает за собой реальную власть. На бронепоезде он совершает турне по русским землям и расстреливает ни в чем не повинное мирное расселение. Вот одно из его одиозных высказываний: «Надо навсегда покончить с поповско-квакерской болтовней о священной ценности человеческой жизни». Троцкий получает прозвище «кровавый диктатор» и не зря.

К счастью, эти его выходки напугали даже самых отъявленных головорезов большевистского режима, а именно прожженный абрек Коба, получивший за постоянные расправы с подельниками пожизненную каторгу, принимает во внимание влияние Троцкого на рабоче-крестьянское население: Лейбу боялись и слушались. Поэтому Коба Джугашвили собирает компромат на противника. В первую очередь Сталин запасается опубликованной фразой Троцкого, когда тот предрек установление Лениным личной диктатуры над ЦК, и заявляет, что марксизм для Владимира Ильича не метод научного исследования, а половая тряпка, когда нужно затереть следы. Это послужило взрывом и началом конца кровавого диктатора… Но мы уже пришли.

Заслушавшаяся Вилена очнулась от интересного ликбеза: прямо перед ними красовался Дом Чертковых. Вернее сказать, красовался бы, если б влиятельные лица постсоветского режима не устроили вокруг дома мышиную возню, вследствие чего Дом Чертковых выглядел неважно.

Нашей парочке удалось проникнуть во двор центрального здания, где по углам громоздились кучи мусора, куски железобетонных перекрытий, битого кирпича и прочего строительного хлама, будто Дом действительно подвергался ремонту. Высокое крыльцо, к которому вели немытые ступени, подсказало посетителям, что дверь на крыльце иногда открывается, иначе кто бы оставил на деревянных ступенях многочисленные следы?