– Но что им надо? – возмущенно воскликнул парень.

– Я, пожалуй, догадываюсь, что этим прохвостам надо, только вы – первый из многих, кто задал этот вопрос, – ответила Ляля. – И, наверное, я вам отвечу. Хотя мои сведения вряд ли помогут. Но мудрецы издревле говорят, что владеющий информацией – уже вооружен и сможет найти нужное решение в критический момент.

– Спасибо, утешили. Я уже это слышал, – скривил губы Давид и посмотрел на Вилену.

– Ладно, хватит кукситься, – одернула парня Бусинка. – Не так все плохо, как может показаться. Лучше вспомни, зачем мы сюда пришли?

– Да, верно, – согласился парень и вопросительно взглянул уже на Лялю.

– Я не отказываюсь от своего предложения ознакомить с домом, – подхватила Лариса Степановна и провела парочку в комнату, где раньше происходили деловые встречи.

Комната эта называлась «Арабской курильней». Своды ее были покрыты мелкой ажурной лепниной золотистого цвета на темном фоне, создавая впечатление ажурной решетки, сквозь которую проглядывает ночное небо. Чуть ниже по стенам начинались ряды керамических плиток такого же золотистого цвета, украшенных резьбой и неповторимым арабским рисунком, в котором угадывалась фантазия мусульманского художника, ограниченного изображением вязи и пытающегося ажурными переплетениями разноцветных линий донести до зрителя всю красоту непоказанного мира. Пол в курительной комнате был выложен бордовыми квадратными плитами, на которых арабская вязь превращалась в круги. Казалось, от самого центра, величиной в темно-красное пятно диаметром около двух метров, расходились по комнате разноцветные круги. Они изображали какую-то таинственную клинопись, но в каждом круге – разную. Будто арабский художник кинул камень на ровную поверхность воды и, пока круги разбегались по водной глади, успел все зарисовать и потом отобразить в камне.

У стен сохранилось несколько низких диванчиков с кривыми ножками. Видимо, курильщики садились на эти деревянные диванчики, обложенные тысячью маленьких подушечек. Перед гостем ставился кальян с первоклассным гашишем и, когда посетитель делал пару затяжек из бурлящего кальяна, можно было начинать деловой разговор.

Следующая комната называлась «Охотничьим залом». Здесь, как и следует в охотничьих комнатах, домиках и залах, светло-желтые стены были украшены белой лепниной, в которой ясно читались живописные фрески со сценами различных охотничьих забав. На стенах, очевидно, должны были висеть головы кабана, оленя и, может быть, льва, но меж стенными шпалерами остались только пустые места с темными пятнами. Вероятно, присутствующий атрибут охотничьего зала очень понравился кому-то из правительственных мародеров.

Хранятся ли экспонаты Дома Чертковых «где надо», никто уже ответить не сможет, но без них охотничья комната выглядела очень сиротливо. Судя по всему, фрески без присмотра и ухода тоже долго не проживут. В некоторых местах краска на картинах уже вспухла раковыми пузырями, кое-где лепная мозаика охотничьих боев уже обвалилась. Спасала «Охотничий зал» восточная стена, где меж трех огромных окон висели на стенах два таких же огромных зеркала, украшенных рамами из лепнины. Казалось, человеку давался выбор, в какое окно уставить свой любопытствующий взор: либо на открывающийся за окнами город, либо в Зазеркалье.

Покрытие пола было снято подчистую. Оставалось только догадываться, какой же удивительный паркет украшал раньше «Охотничий зал» Дома Чертковых! Уходя из этой комнаты, Давид непроизвольно оглянулся: горькая оскомина скривила его губы. Ему было до боли обидно, что страна так и осталась в лапах быдла, живущего по принципу «отнять и разделить».

«Белый зал» с кружевной лепниной ничуть не успокоил скорбное состояние Давида. Скорее наоборот. Над «Белым залом» явно потрудился великий скульптор своего времени, возможно, даже не один. По стенам от пола до сводчатого потолка виднелись ажурные барельефы из гипса, белого мрамора, гранита и базальта. Это было неописуемое зрелище. Огромное зеркало – от пола до потолка – привлекало пронзительной глубиной отражения. Возможно, это было настоящее Венецианское зеркало ХIХ века, таких в наше время уже почему-то не делают. Рама у зеркала была тоже выполнена из лепнины. Меж греческих муз гнездились русские пятикрылые птицы Сирин, символы любви и радости. Из-за подпирающих стены и потолки пилястров тут и там выглядывали испуганные нимфы и лукавые амуры. Меж колонн белого камня виднелись целые картины мифического быта Древней Греции. Но среди муз, сатиров и героев тут и там проглядывали также русские богатыри, красавицы в венцах с букетиками цветов и лентами в руках. А в белоснежной лепнине потолка на темно-синем фоне угадывался русский длинноволосый старец, сидящий рулевым на пароме через широкую полноводную реку. У ног старца виднелись человечьи черепа и кости. На коленях старца лежали русские гусли, и одет он был в заплатанный кафтан русского купца.

Только и этот зал не обошелся без отметин люмпен-пролетариата, дорвавшегося до власти. Носы у многих скульптурных фигур были отбиты. Кое-где гипсовая лепнина под ударами обрушилась на пол, да так и осталась неубранной. А на пароме перевозчика виднелась надпись из охры «Здесь был…» Кто был пассажиром у перевозчика, оставалось неизвестным, потому что половину надписи уже заботливо стерли. Но почему только половину? Печальная усмешка опять искривила губы Давида, но он ни слова не сказал.

Ляля ввела гостей в следующий зал. Прямо скажем, зал пострадал от внимания гегемонов намного меньше, чем предыдущие. Может, эта грандиозная комната была дальше от входа, а может, у большевиков просто не хватило смелости разрушить сводчатые черные двери в «Готическом зале». Прекрасный паркет во многих местах был лишь поцарапан, его оставили нетронутым.

Стены здесь были инкрустированы кружевными аппликациями, вырезанными из целикового мореного дуба. По стенам на одинаковом расстоянии были размещены двустворчатые двери-обманки, в которые вместо стекла вставлялись зеркала. Хотя все зеркала давно не протирались, в них просвечивала глубина отражений. Зеркала изготовлялись явно не на фабрике «Большевичка». Можно даже с уверенностью предположить, что это тоже уникальные венецианские изделия, потому что никто еще во всем мире не научился делать такие чистые и глубокие зеркала.

Готические треугольники в верхней части дверей в основном отражали рисунок распахнутых орлиных крыльев, меж которыми вместо туловища и головы птицы красовался замысловатый цветок в круге. Рамой к удивительной аппликации являлись ветви, вырезанные из мореного дуба с листочками, подложкой которым тоже послужили зеркальные вставки. Все они отличались от больших зеркал в створках дверей-обманок. Инкрустированные ветвями деревьев стены заканчивались вверху настоящим готическим сводом. Но ветви деревьев и лиан не достигали самой вершины потолка. Как раз там, где начинался готический излом, на каждой стене красовалось по довольно большой царской короне из того же мореного дуба. Лишь в одном месте угол с лепниной обвалился, обнажая наборный деревянный потолок, на котором и выполнялась лепнина.

– Это самая лучшая комната, в которой побывало много разного люда, но никто из строителей светлого коммунистического будущего не осмелился разбить зеркала ни здесь, ни в остальных залах, – отметила Лариса Степановна. – Я специально держу комнаты в неприбранном виде, поскольку один вид нереставрированных комнат отгоняет ненужных претендентов от покупки особняка.