Так что надо быть терпеливее.

— Я знаю, что это странно, — говорит она, проводя пальцами по линии роста волос у виска. За последние три часа я выяснила: этот жест означает, что она в тупике. Что происходит довольно часто.

Правда, часто.

— Просто это же… будет на стенах.

Я мягко улыбаюсь. В таких случаях моя жизнерадостность очень помогает, и я использую ее во всю силу.

— Если вам не понравится, вы всегда сможе-те закрасить надпись. А мел? Пфф, — я взмахиваю рукой, — немного специального средства, большая губка — и у вас снова чистая стена. Никаких проблем!

Ларк смотрит на меня, моргая.

— Я бы не смогла, — произносит она в шоке. Эта женщина и правда вовсе не похожа на принцессу Фредди, дерзкую и непокорную бунтарку. — Это же ваши старания!

Очень мило с ее стороны так думать о моей работе, так серьезно к ней относиться. Но если проблема именно в этом, она может изменить мнение. Краеугольная черта моей работы — ее временность. Конечно, в планерах я работаю чернилами, тем более клиентам нравится пролистывать их и любоваться разворотами. Но смысл планеров и календарей в том, что ты двигаешься по времени, выполняешь задачи и перелистываешь страницу. Что не стоишь на месте.

Я уже открыла рот, чтобы ее переубедить, но тут мне в голову пришла мысль.

«А что если добавить немного веселья?»

Я уже не первый раз вспоминаю Рида с нашей субботней встречи — его низкий серьезный голос и красивое суровое лицо, его тайную длину ресниц и мягкий изгиб от подбородка, когда он рад. Каждая нарисованная буква напоминала мне об игре и о том, как нам было весело. Но неизбежно в памяти всплывали и болезненные последние минуты в кофейне — то, как мы позволили недосказанности повиснуть в воздухе, так что я пыталась не думать о нем какое-то время.

Теперь же я цепляюсь за воспоминания: о нем в ресторане, о нашей прогулке и как мы выдумывали правила на ходу. Не говоря Ларк ни слова, я сгребаю вместе все девять листов, парочка помялась. Она взволнованно ахает, но я не обращаю внимания, торопливо собирая листы.

— Так. А давайте кое-что попробуем. — Я смотрю на переднюю часть магазина: облокотившись на прилавок, Лашель пролистывает каталог продукции. Я зову ее, и она мчится сюда, как будто хочет спасти от мучительной пытки. Я благодарно улыбаюсь и объясняю свой план. Правила не очень продуманные и немного дурацкие: каждая из нас берет по три листа, затем у нас есть десять минут — всего десять, потому что я не хочу втянуть Ларк в очередной вакуум выбора, — чтобы превратить каждый лист в бумажное летающее средство. Когда время выйдет, мы все встанем в линию за столом и по очереди запустим все самолетики в пространство магазина.

И два самых дальних…

Их я и возьму за основу шрифтов в оформлении.

Я не ставлю никаких условий, не говорю Ларк, что эти шрифты еще не финальная версия, что я на самом деле могу комбинировать друг с другом все стили, которые есть на этих девяти листах. Прямо сейчас все это неважно, и точно так же в начале нашей с Ридом прогулки неважно было то, что я потом сделаю с теми буквами. Важно только, что Ларк выйдет из своей скорлупы хоть на несколько минут.

— А телефоном можно пользоваться? — спрашивает Лашель. Как будто мы боремся за десять тысяч долларов. Надо было это предвидеть — Лашель настоящий игрок. В прошлом году какое-то заведение на нашей улице проводило конкурс витрин на Хеллоуин, и Лашель практически завербовала Сесилию — которой этот конкурс вообще был неинтересен — и меня работать до поздней ночи над украшениями к конкурсу. Когда мы взяли второе место, а не первое, Лашель заявила, что судьи подтасовали голоса. Она до сих пор это припоминает. «Жулики», — бурчит она, тряся головой.

— Конечно, почему нет? — я не успеваю договорить, она уже что-то печатает, наверняка вбива-ет в строку поиска видеоуроки по бумажным самолетикам.

Я начинаю складывать лист тем самым базовым способом, которому учат в детском саду, а Ларк несколько секунд просто вертит головой, смотря то на меня, то на Лашель, как будто разница в наших подходах стала для нее новой неразрешимой дилеммой. Наконец она вынимает телефон и, заглянув в интернет, тоже начинает складывать. Каждые несколько минут Лашель довольно хмыкает, а один раз даже говорит: «Приготовься как следует, Мэг», — на что Ларк мягко посмеивается.

К тому времени как мы выстраиваемся за столом, у нас уже образовалось какое-то странное бумажно-самолетное соперничество. Лашель называет мои руки лапшой после первой проваленной мной попытки. При виде боевой стойки Лашель, будто она на Олимпийских играх, Ларк прикрывает ладонью рот. Заметив это, Лашель восклицает: «Вы не будете так смеяться, когда я выиграю, принцесса!» — но мы от этих слов только сильнее смеемся. Совершенно ясно, что я в этой игре слабое звено, и это дает неплохую фору моим соперницам. Я вовсе не против их подколов. Тут мне на ум снова приходит Рид. Наверное, он бы спроектировал идеальный бумажный самолетик, исходя из своего знания математики. А как хорошо он бросал бы с такими широкими плечами!

Но не надо о них думать.

— Мы остались один на один, принцесса! — говорит Лашель, искоса смотря на Ларк, и запускает самолетик. Он приземляется, чуть перелетев первый, а это значит, что два из трех ее самолетов могут стать победителями. Я смотрю на Ларк — последний из ее самолетов еще даже не собран. Она виновато смотрит на меня.

— У меня не хватило времени. — Она прижимает листок бумаги написанным к себе, и даже не зная ее, можно кое-что понять.

Время у нее было.

Не успеваю я и слова сказать, объяснить ей, что я могу взять этот шрифт, несмотря на правила, как она с решительным видом комкает листок.

И кидает — как питчер в бейсболе — прямо к двери магазина, почти достав до нее.

— Черт возьми, — восклицает Лашель. — Я не знала, что так можно!

— Правила это не запрещают, — пожимаю я плечами.

Ларк улыбается во весь рот, ничуть этого не стесняясь.

— Мел или краска победителю? — спрашиваю я.

— Краска, — она будто удивляется самой себе.

В ликовании мне хочется взметнуть руки в воздух. Лашель, кстати, так и делает, хотя она наверняка будет припоминать мне об этом комке еще несколько месяцев.

Но мы наконец-то что-то решили.

♥ ♥ ♥

Когда Ларк вышла из магазина, я уже собралась и попрощалась с Лашель (да, она припомнила мне бумажный комок). Уже половина пятого, и я довольная, но очень уставшая. Зудящее желание вернуться домой к рабочему столу почти сошло на нет: я так устала сидеть, что ни минуты дольше не вынесу. Моя пятая точка уже, наверное, превратилась в блинчик или лаваш. Или в пиццу.

И да, я голодная.

Пусть в выходные я неплохо справилась со сборами Сибби, сейчас мне не очень хочется возвращаться домой. Ведь если я не собираюсь запереться в комнате и работать, то буду лишь острее ощущать ее неминуемое отсутствие. К тому же еще день, на улице свежо и тепло, почему бы не…