— Брось, Николаич! Не все же алчные стервы! Кто-то клюнет и на твои душевные качества, профессионализм и умение мыслить логически, — подбодрила его Яна, но Лебедев воспринял ее слова по-своему.

— Опять подкалываешь?

— Отнюдь! Я так легко и ненавязчиво делаю комплимент! — поменяла она скрещенные ноги.

— Очень ненавязчиво, — не поднимал на нее глаза Василий Николаевич.

— Ладно! Что нам тут послала ваша столовая? Ага! Два бутерброда с сыром, два пирожных «картошка» и кофе, пахнущий очень даже и неплохо. Ваше здоровье, Василий Николаевич! Кстати, что с ногой?

— Да…

— Гипс? Ты говорил гипс. Сломал? — участливо поинтересовалась Яна.

— Солгал, стыдно сказать…

— От меня секреты?! Да я же медик! Я же все пойму и помогу! Мы же как родные! Да я же, в конце концов, не отстану теперь от тебя.

— Вот это точно, — задумался Лебедев и, вздохнув, тихо произнес: — Рожа.

— Что?! — не поняла Яна.

— Рожа, — повторил Лебедев.

— Нет, а зачем обзываться-то? Зачем оскорблять? — не поняла Яна во второй раз. — Не такая уж у меня и рожа, не успела я с утра прихорошиться, что с того?

— Да это у меня рожа! — пояснил Василий Николаевич, вытирая вспотевшее лицо каким-то документом.

— Ну зачем же так самокритично? — оторопела Яна. — Не красавец, конечно, но, как говорится, если мужчина хоть немного лучше обезьяны, то уже хорошо, или что-то в этом роде.

— Цветкова, остановись! — взмолился он.

— Что?

— Ты же говорила, что медик?

— И это истинная правда, — кивнула Яна.

— Диплом купила, что ли?

— В мои времена еще не было такой возможности, все трудом, все трудом, — Яна вцепилась зубами в несколько зачерствевший бутерброд, не понимая, почему Лебедев так нервничает.

— У меня заболевание такое — рожа, — терпение следователя заканчивалось.

— Ой, прости! Точно! Есть такое! Что-то с кожей, ну и название — «рожа»! Ужас! Так рожа у тебя? Откуда?

— Я не знаю. Сейчас прямо обострение. Просто мучение, нога распухла, хожу еле-еле…

— Так ты что, Вася? Ты же серьезный человек! С этим не шутят! Еще запустишь! Ногу отрежут и ага!

— Чего? Ага? — заморгал Василий, немного испугавшись.

— Комиссуют без ноги-то, вот чего! Чем тогда займешься? Ты же трудоголик! А за здоровьишком надо следить, понятно?

— Понятно, но мне некогда, в поликлинике такие очереди!

— А зачем нам обычные очереди и участковые врачи, где за талончик к специалисту тебе придется драться с толпой разъяренных бабушек? Дай-ка мне телефончик! Спасибо! Сейчас мы тебя определим куда надо, там все и сделают, причем по высшему разряду!

Через несколько минут экспрессивного телефонного разговора Яна протянула Василию Николаевичу телефон доктора Стрельцова и адрес его частной клиники.

— Позвонишь, скажешь, что от меня, и договоришься о времени приема. Когда сможешь подъехать, очередей не будет, обещаю!

— Спасибо, — проговорил несколько смущенный следователь, пряча бумажку в карман, — обязательно обращусь. А это…

— Деньги с тебя не возьмут! — сразу прервала его Яна.

— Но как же? Я не хочу быть тебе обязан, мне совесть не позволит.

— Ты мне ничем не обязан. Считай, дружеская услуга, может, я расплачусь за тебя своим тощим телом? Не один же ты в меня влюблен? Шутка!

— И это не означает, что я дал тебе согласие заниматься черт знает чем! — сразу предупредил Василий Николаевич, с трудом переводя дух после таких шуток.

— Конечно, нет! Этим я займусь по собственной воле, без тебя, — «успокоила» его Яна.

В этот момент на столе следователя резко зазвонил телефон.

— Алло? — Он поднял трубку, выслушал какую-то информацию и ответил: — Конечно, приму. Это даже интересно. Да, пусть зайдет прямо сейчас!

Лебедев положил трубку и потер руки.

— Да, Цветкова, все только начинается…

— Что?

— Как интересно-то! Звонил один генерал, с самого верха, с какой-то просьбой, точнее, приказанием. Мол, я должен принять одного очень важного для нашей структуры человека.

— Небось жалоба? — переспросила Яна.

— Ага! По твою душу! — улыбнулся Василий.

— А при чем опять я?

— А вот и узнаем… Быстро спрячься вот за эту дверь и послушай. Интересно даже, — разгорячился Василий Николаевич.

Яна соскочила с места и еле-еле успела скрыться за дверью, ведущей в другое, маленькое помещение, смежное с кабинетом следователя, как к Лебедеву кто-то постучал.

— Я могу войти? — спросил мужской голос.

— Конечно, я жду! — ответил бодрым голосом Василий. — Полагаю, Рустем Шаломенцев?

— Именно так, а вы Лебедев Василий Николаевич?

— Очень приятно. Присаживайтесь!

Яна, находившаяся в соседней комнате, не верила своим ушам. Она с треском распахнула дверь и вышла к мужчинам.

— Не верю своим ушам, а теперь и своим глазам! — прокомментировала она. — Рустем, ты?!

Слова «ты же не выходишь из квартиры» застряли у Яны в горле: она увидела, в каком плачевном состоянии находится Рустем. Бледный, трясущийся, с обкусанными губами, темными кругами под глазами и каким-то заострившимся носом, словно у мертвеца.

— Ты, дружок, часом, не перепутал ноль три с ноль два? — спросила она.

— Действительно, что-то как-то вы, молодой человек, выглядите не очень… Я, конечно, вас не знаю, но вижу, — согласился с Яной Василий Николаевич. — Я понимаю, что вы по очень серьезной рекомендации, но я готов принять вас в любой другой удобный день, — сказал следователь.

— Боюсь, что в любой другой день я буду выглядеть точно так же, — ответил Рустем, — уже хорошо, что не лежу без сознания.

— Рустем, как ты из дому-то вышел?! — ужаснулась Яна.

— Вот это правильный вопрос. Я сам задаю его себе с превеликим удивлением. Как? И сам не знаю! Только точно знаю, ради кого я это сделал. Еще помню, что выходил ногами: если сейчас уместно шутить.

— Зачем такие жертвы? — в один голос спросили Яна с Лебедевым, который вообще мало чего понимал в их содержательной беседе, но не хотел, чтобы странный посетитель откинул копыта прямо у него в кабинете. Потом еще расследуй, будто больше работы нет.

— Я испугался за тебя, Цветкова, — серьезно ответил Рустем, глядя в одну точку, словно боясь увидеть нечто, что сможет испугать его еще больше.