Евгения кивнула и, не оборачиваясь, пошла к супружеской спальне. У Стаса появилось ощущение, будто депутатка начинает сожалеть, что пригласила следователя в свой дом. От сыщика большое беспокойство получилось.

Гущин подпихнул собаку к комнате Анечки, тихо цыкнул послушной таксе «Иди спать» и отправился на выход.

Успел пройти через улицу прежде, чем на ней показались мужчины, возвращавшиеся с противоположного конца деревни. Быстро проковыляв по тропке до Кнышева, с ходу задал вопрос:

— Яков Валентинович, я знаю, что Редькин не был женат, но женщины с ним жили?

Немного перетрусивший в отсутствии майора Кнышев пожал плечами:

— Да кто ж с ним уживется? Федя буйный во хмелю. Да и матушка его была не подарок: одна ей этим не угодила, другая тем…

— А Федя? — перебил майор. — Он не протестовал? Не пытался кого-то привести в дом?

— У Феди, простите, к женщинам чисто утилитарный подход, — деликатно информировал историк. — И мать еще втолковывала: всем бабам, Федя, от тебя только одного и надо. Причем отнюдь не секса, а подмосковную прописку. Дом у них вроде бы как полная чаша, невесты на него как мухи слетаются. — Интонации историка явно намекали: к безоглядным поклонникам лекарского таланта Степаниды он не относится.

— Но какие-то романы у Феди все-таки случались?

— Какие-то, — подчеркнул историк, — случались. Но все они заканчивались одинаково: скандалом, мордобитием и синяками. «Невесты» сбегали от него довольно быстро. Не приживались.

— Кто-нибудь заявления на Федора писал? — стремительно выспрашивал майор.

Если на Редькина заводилось дело, то в нем могли остаться описания побоев. В частности, бывали ли попытки удушения? Не пробовал ли Редькин когда-то придушить своих подружек?!

— Спросите об этом Смирнова, — поморщившись, предложил учитель. — Я тут, собственно, не в курсе.

— Хорошо, спрошу. Скажите еще, Яков Валентинович, Львов, Капитонов и Редькин дружили в детстве?

— Я бы так не сказал…

Доходчиво и кратко историк поведал сыщику о том, что когда-то Федя, бывший на три года старше Капитонова и Львова, в деревне верховодил и мальчишек практически не замечал. В шестнадцать лет впервые загремел на «малолетку», и лишь когда вернулся, начал привечать соседских пацанов. Те за ним с открытыми ртами ходили, Редькин им тюремные байки травил.

Но дружба долго не продлилась. В восемнадцать Федул снова загремел на нары, и уже не по «хулиганке», а за кражу: «подломил» лабаз в Заборье.

Когда вернулся, соседские ребята уже в армию ушли, потом оба поступили в институты… Дружба, к счастью для ребят, разрушилась, ушла в ничто.

Но Федор, как ни странно, продолжал позиционировать себя вожаком их прежней «стаи».

— Самомнения у Феди выше крыши, — подытожил краевед. — Но, как говорят в его среде, поляну Федя не сечет. Продолжает думать: кулаки и наглость все решают.

— А историй с изнасилованиями у Феди не было? — вроде бы в тему поинтересовался сыщик.

— Его подружки говорили многое, — туманно произнес учитель. — Но чтобы громко… Чтобы посадить… Такого не бывало. Да и Степанида умела на горло брать, мол, шалавы сами виноваты. Напросились.

На тропинке показались три смутные плечистые фигуры, и Яков Валентинович замолк.

За время отсутствия посланников майор успел принять решение и выбрать курс. Встретил мужиков расстроенно:

— Редькина, как вижу, не добыли. Тимофей сказал, где он?

— Нет. Корноухов — в стельку, еле добудились, — отчитался лейтенант. — Что будем делать? Сторожить здесь? Или разойдемся до завтра?

Гущин изобразил унылую покорность долгу:

— Разойтись не получится, Алеша. Сам понимаешь, на твоем участке ЧП, я уже о нем доложил. Так что опечатывай-ка ты дом Федула…

— Зачем? — не соблюдая субординацию, перебил деревенский участковый, но Стас не стал ему за то пенять, а объяснил:

— Если до завтра Редькин не объявится, сюда по-любому кого-нибудь направят. Как думаете, — обратился сыщик к Капитонову и Львову, — где у Феди может быть форма для отливки дроби? — Глеб показал рукой на темнеющий неподалеку сарай, майор вздохнул: — Если там найдут форму, братцы, то посадят вашего Федула — обязательно. От меня в данной ситуации уже ничего не зависит.

— А если он вернется? — хмуро поинтересовался Львов. — Или мы успеем его разыскать и он напишет явку с повинной?

— Ищите, — пожал плечами Стас. — А лейтенант останется здесь и будет, так сказать, сидеть в засаде. — Гущин указал тростью на тот же сарай: — Думаю, в нем вам будет удобно, Алексей. Свою служебную машину, кстати, отгоните куда-нибудь.

— Можно ко мне во двор, — предложил деятельный краевед.

Опечаленный участковый поежился, поглядел на покосившуюся сараюшку и обратился к игнатовцам:

— Кто-нибудь может мне куртку одолжить? Я налегке приехал, замерзну ночью.

Глеб сказал, что сейчас что-нибудь принесет, майор не без сочувствия сказал:

— Раньше, Алексей, надо было с контингентом разбираться.

— А я предлагал, — покосившись на супруга депутатки, буркнул Смирнов. — Да его всё защищали.

Пока Алеша возился с опечатыванием входной двери, Гущин раздумывал о том, насколько оправданным выглядят его распоряжения — происшествие-то чуть ли не бытовое, подозреваемый определен. Но дом, если рассматривать его как логово Водяного, опечатывать необходимо. Засаду на Федьку оставлять — всенепременно. «Чего ждал от меня маньяк?.. Что он задумал? Если я сейчас, в ночь-полночь, вызову опергруппу и криминалисты начнут работать в доме, он будет уверен, что интрига с подставкой Феди удалась. Но зачем он вообще подсунул нам местного дебошира?!»

А если не подсунул? Если Редькин в самом деле Водяной?

Тогда Мартынова надо информировать немедленно. Нельзя отпускать Редькина в отрыв.

«Да какой он, к черту, Водяной?! — бушевала интуиция. — Федул идет вразрез с психологическим портретом, он явный асоциальный тип!»

Стасу требовалась фора для размышлений и работы по каждому из пунктов. Уединения хотелось! Недостаток информации рождал вопросы, без которых невозможно детализировать портрет.

Гущин покосился на краеведа: вот бы с кем поговорить, добыть недостающие крупицы… Но, выбрав модель поведения, предпочтя «не заметить» вещественные доказательства в доме Редькина, майору приходилось действовать исподтишка. Притворяться, будто он согласен подождать, пока Федя сам придет и повинится.

Разговор с очковтирателем Львовым тоже предпочтительно оставить на потом. Пока непонятно, как построить беседу и нужно ли показывать Диме, что его обман раскрыт. А если Дима — Водяной, то торопиться и вовсе ни к чему. Не лишним будет посмотреть, не пойдет ли Львов куда-нибудь сегодня ночью, например, чтобы встретиться с Федулом…