Рабочие мялись с обреченными минами, ожидая немедленной депортации — и, видимо, основания для того имелись не надуманные. Обычные узбекские (или таджикские) гастарбайтеры — такого добра на российских просторах больше, чем нужно для нормального функционирования экономики. Мужчины в годах, двое седоватые, не сказать, что батыры, но и не заморыши. Нормальные заискивающие лица, покорные позы.

— А может, договоримся, начальник? — шмыгнув носом, спросил бригадир.

— Богатый, что ли, договариваться надумал? — фыркнул Вадим. — Ладно, граждане, успокойтесь. В районе введен режим контртеррористической операции…

— Контртуристической операции, — еле слышно поправил Балабанюк. Вадим покосился на него со всей возможной строгостью и продолжал:

— Открываем вагончик, показываем свои апартаменты, паспорта. Почему бежали? — сведя брови, уставился он на коренастого рабочего с морщинистым лицом, в которое прочно въелся асфальт.

— Так это… — растерялся рабочий. — Испугались…

— Понятно, — кивнул Вадим, — причина уважительная. Чего ждем, господа строители? Открываем двери, не стесняемся, все заходим.

Это была бездарная потеря времени! Загаженный вагончик, «чудесные» ароматы, двухъярусные нары, горы наваленного тряпья. Он перебирал паспорта, выданные на их исторической родине. Ничего подозрительного — господа Рашидов, Земирханов, Архманов, Мухамеджанов… И здесь без бутылки не выговорить! Бригадир Архманов что-то лопотал — мол, не вели казнить, командир, сами не знаем, почему «Автодор» принял на работу, сами уедем, вот закончим работу, переведем деньги нашим многодетным семьям — и уедем… Потому и принял «Автодор» их на работу, что этим бедолагам можно платить втрое меньше, чем положено! У них и выбора никакого нет. Трудись, дыши асфальтом и битумом, а потом вали на родину!

И все же проследить за этой испуганной публикой стоило. Изобразить покорность и страх может даже бесталанный актер. Вадим шепнул пару слов на ухо Любавину, тот в ответ молча кивнул. День прошел, ну, просто замечательно…

И все же что-то было не так. Некое затаенное ощущение, что с кем-то в этот день было что-то неладно. Такое бывает, когда интуиция хочет вывести на верный след, но сама еще не разобралась. Вот уж действительно, загадка в духе Агаты Кристи. К восьми часам вечера группа в полном составе вернулась в гостиницу. Бойцы принимали душ, жевали засохший обед и остывший ужин. Напряжение усиливалось. Сегодня ночью преступники снова могли выйти на тропу, а у спецназа в активе не было ни одного козыря. Вадим лежал на кровати, лихорадочно работал извилинами. Скоро пора выдвигаться, а люди толком не спали. Он выделил на сон им два часа, сам немного вздремнул, а в начале одиннадцатого вскочил. Посты ГИБДД и ППС передавали, что на трассе все спокойно. Позвонил Любавин, сообщил, что находится на стационарном посту ДПС.

— Отдохнул хоть немного? — спросил Вадим.

— Конечно, — с преувеличенной бодростью отозвался лейтенант. — Полчаса на сон, мытье, общение с невестой — просто балуете, Вадим.

— Ты сам влез в это дерьмо, теперь терпи. Скоро будем. Привет невесте!

Через полчаса «Фортунер», загруженный оружием и экипированным спецназом, подъехал к посту и уперся бампером в будку, словно разозленный бык. Инспектора уже были в курсе, никто не вышел, чтобы поздороваться. Спустился Любавин, влез в салон и пристроился на свободное сиденье.

— Добрый вечер, — буркнул он, — давно не виделись.

— Да уж, не соскучились, — в том же духе отозвался Балабанюк.

На часах было одиннадцать вечера. Лейтенант обзванивал свои посты, включив громкую связь. Сотрудник из «Приволья» докладывал, что пристроился на пригорке недалеко от коттеджного поселка. Там, где он засел, автомобилисты не ездят. Машина спрятана поблизости, в низине. Дом Алексея Жутарова как на ладони. Строители закончили работу полтора часа назад. Последние кирпичи укладывали в свете фонаря. Ругался хозяин особняка — что-то не понравилось в работе шабашников, то ли стена перекосилась, то ли оконный проем вышел со смещением. Бригадир огрызался — все в порядке, чего придираешься? Погас фонарь, работяги потащились в свой вагончик, сразу заиграла музыка, послышалась ругань. Рабочие выясняли отношения с Жутаровым. «Я вам что, посыльный, что ли?» — возмущался хозяин. Через пару минут он вывел из-под навеса джип, куда-то покатил, но через пятнадцать минут вернулся, видимо, в магазин ездил. Вытащил с заднего сиденья пакеты, потащил в вагончик. Там его встретили одобрительными выкриками, зазвенели бутылки. Присоединяться к компании Жутаров не стал, отправился в дом, где и заперся с семьей.

— Нормально мужики устроились, — пробормотал Рудницкий. — Жутаров им жратву и пивко возит, а братва гуляет…

— Ну, конечно, устают сильно, — вздохнул Жилин. — Я вот тоже не стану возражать, если нам пива подвезут… Хозяин эту публику просто побаивается, вот и снабжает их хлебом насущным.

Из санатория «Золотые росы» этим вечером тоже никто не выходил. Наблюдатель докладывал — он видел всех шестерых. Двое мужчин играли в шахматы в беседке, молодая парочка бурно купалась. Еще одна пара слонялась, обнявшись, в лунном свете, потом исчезла в доме, и на втором этаже за шторами вспыхнул свет…

На окраине села Грибанова тоже все было вроде нормально. Продавцы арбузов и прочих фруктовых удовольствий содержательно проводили время. Оперативник сидел в машине на противоположной стороне улицы (предварительно выяснив, что выйти с другой стороны участка невозможно) и наслаждался звуками и запахами. Очередной барашек лег на алтарь жертвоприношения. Подъехала машина, из нее высадились три дамы не самого сложного поведения, проникли на участок. Их появление сопровождалось криками радости и национальными плясками. Потом было «братание». Потом прочие безобразия сексуального характера. Основной же факт заключался в том, что всю ночь, даже когда отгремело веселье, с территории алкоголика Трухина никто не выходил, даже девушки легкого поведения.

— Антон, ты должен быть постоянно на связи, — твердил Любавин, — мы каждую минуту должны знать, в доме ли фигуранты. Если выезжают, немедленно сообщаешь об этом и пристраиваешься в хвост, не включая фар. И будь осторожен, если это наши преступники, они убьют, не раздумывая…

Подобные предостережения он раздавал всем, заклинал не спать — хотя бы одну ночь, черт возьми!

Младший лейтенант Юдашев докладывал из деревни Лиман: в Багдаде все спокойно, обездоленные переселенцы сидят в доме и хором проклинают черствых чиновников и равнодушное население. Временами во дворе заводится мотор, какое-то время работает и замолкает. К ржавому пикапу, стоящему под забором, никто не подходит. Это, видимо, не транспортное средство, а экспонат, демонстрирующий убогость и нищету. «Будь внимателен, — твердил Любавин. — Этим людям ничего не мешает добраться до трассы пешком. Спустятся к реке, пройдут вдоль берега и выберутся на дорогу где-нибудь в стороне». «Может, и так, Олег, — рассудительно заверял наблюдатель, — но в доме находятся все шестеро. Я уже научился различать их голоса. Иногда они выходят на крыльцо, спускаются во двор, чего-то таскают, ругаются. «Вынужденные цыгане», одним словом»…