Take something bad, and make it into something good

Список музыки, добавленной мною в плей-лист, продолжался. Чувственность белого регги сменилась отрывком электронной поп-музыки, которую открыл для меня Луи в свое время. Ритмичные четкие звуки призывали к блаженному темпу движений.

Именно этот момент я выбрала, чтобы заняться с ним любовью по-настоящему. На сей раз все было не случайно, я контролировала все: угол сближения, глубину, ритм, темп. Я была хозяйкой его удовольствия, и я выверяла его максимально точно. Каждая реакция Луи, даже едва уловимая, легкое дрожание или моргание ресниц, давала необходимую информацию для моих регулировок и настроек: сжать мышцы влагалища, выгнуть спину, сдавить бедра, наконец, расслабить все, чтобы он забыл о технике и видел только меня.

Но при этом я не забывала и о себе. Каждый раз, когда движением моих ягодиц высвобождалась вагина, я клала два или три пальца на свой набухший клитор и давила на него с каждым разом все сильнее. Временами я останавливалась, потом возобновляла эту четко выверенную карусель, чутко ловя трепетания, когда его член в агонии уже не мог контролировать себя.

Я не знаю, кто из нас двоих кончил первым. Только помню, что волна, зародившаяся в моих глубинах, затопила нас обоих. Она была лишь первой. Конечно, этой ночью будут и другие. Я твердо решила сделать из него своего заложника до самого утра.

Часами терзаемый и выжатый, словно сочный фрукт, стимулируемый и эрегируемый мной всеми возможными способами, он, не колеблясь, подчинился этому новому требованию со сладострастной покорностью, зачарованный тем, что видит меня в роли завоевательницы, уверенной в своем наслаждении.

Но был ли у него другой выбор? Я брала то, что мне причиталось. Я получала от его члена все, что он мог мне дать, я пронзала им свое чрево, где он взрывался от наслаждения столько, сколько я от него требовала.

А этой ночью я требовала много и долго.

Мы встретились на следующий день вечером. Та же комната. Тот же плей-лист. Те же роли доминирования и подчинения. Те же многократные оргазмы, и мы, ненасытные друг другом после этого периода воздержания.

На следующий день по моей просьбе мы поменялись ролями. Хотя связывание вызывало у меня дурные воспоминания о событии, случившемся со мной не так давно в этой гостинице, я доверилась Луи. И не напрасно.

Он вылизал меня с таким остервенением, что мое лоно горело, а клитор умолял об оргазме. Я истекала вся, я была просто гейзером удовольствия, источником, к которому Луи припадал с наслаждением измученного жаждой животного.

День больше не существовал. Мы были вампирами друг для друга и жили ночью. Точнее, для ночи. Мои дни сейчас состояли только из тщательной подготовки к следующему времени суток: выбор музыкального сопровождения, выбор нижнего белья…

Когда я не доводила себя до изнеможения с ним в комнате номер два, я снимала напряжение в своей постели в полусне, где думала только о нем. Он занимался со мной любовью в моем воображении днем и в реальности – в настоящей прекрасной реальности – все ночи. Даже в благословенные времена, проведенные в «Жозефине», эротическое напряжение между нами не было таким постоянным. Время испытаний, отныне принадлежащее прошлому, уступило место для времени игр. Возбуждающие игры под страхом потери и разочарования, заставляющие нас жить интенсивно и насыщенно.

Мне первой пришла в голову эта мысль: присылать друг другу с виду невинное эсэмэс каждый раз, когда один из нас занимался мастурбацией. Мы условились, что сигналом будут две буквы: ЯМ. Этого простого сообщения оказалось достаточно, чтобы вызвать в нас цунами. Так, даже в разлуке, даже на расстоянии, у каждого имелась своего рода ядерная кнопка, которой он мог воспользоваться по желанию и до беспамятства. Мы были Доктором Стрейнджлав для желаний друг друга, способные нажать кнопку запуска в любой момент. Однажды вечером я получила три или четыре ЯМ друг за другом, на которые ответила с тем же энтузиазмом. В тот день в течение получаса мы достигли совершенной синхронности. Я тогда подумала о трусиках с вибратором и поспешила рассекретить Луи код, который включал их при помощи эсэмэс. Даже если эта игрушка не удовлетворяла меня полностью, мысль о том, что Луи ею управляет и обладает властью надо мной, возбуждала меня. У меня было несколько коротких оргазмов, во время которых я кричала, не сдерживаясь.

Очень скоро во мне проснулась ненасытность, и мне уже было недостаточно этого приспособления. Я одна сходила в «Долхаус», бутик секс-игрушек, куда Соня затащила меня несколько недель назад. Там я совершила необходимые покупки: вибратор «кролик» для двойной стимуляции, внешней и внутренней, карманный вибромассажер «помада», вагинальные шарики гейши, одна анальная пробка для электростимуляции. Я не чувствовала в себе азарта коллекционера, как Соня. Мой выбор был прагматичным, мои нужды были четко обозначены, а чувства в итоге удовлетворены сполна.

«Привет, моя красотка… Ну да, я знаю, что ты знаешь, но все-таки это просто с ума сойти, как необычно все то, что происходит со мной. Хорошая новость – я объявила Фреду, что все кончено. Плохая в том, что это привело его в еще большее бешенство, чем предполагалось, и мне пришлось съехать с квартиры, чтобы он не вынес дверь. В любом случае из-за моих задержек с квартплатой рано или поздно меня бы все равно оттуда выставили…»

Соня не уточняла, куда она съехала. Я предположила, что в гостиницу, где укрывался и сам Франсуа Маршадо.

Я больше не отвечала ни на телефонные звонки, ни на сообщения, которые присылали Соня, Маршадо или Зерки. В последние дни июня – или это уже был июль? – адвокат сообщил мне, что дата следующего заседания отложена на несколько дней. Оно будет проходить 4 июля, в день национального американского праздника. Не знаю почему, но я пыталась увидеть в этом хорошее предзнаменование. Зерки разубедил меня присутствовать на нем. «Как я уже говорил ранее, ваше присутствие еще больше может настроить Дэвида против брата».

В некотором роде, закрывшись в своей квартирке, я исчезла, как когда-то это сделала Аврора.

Дыхание, похожее на то, что я слышала в голосовом сообщении в день своего дня рождения. Затем этот наконец раздавшийся голос, нежный, вероятно, более приятный уху, чем мой, но тем не менее со знакомым откликом (странное ощущение – слышать собственный тембр в более зрелой, взрослой версии):

– Анабель?

– Это я.

– Аврора…

– Знаю, – не придумала ничего лучше ответить я.

С сожалением я обнаружила, что ее номер телефона был скрыт.

– Где вы? – тотчас же продолжила я.

– В телефонной будке.

– Можем увидеться сейчас?

Сейчас, сию минуту, тут же. Пора было наконец сопоставить две наши такие разные истории и две такие похожие внешне личности.

– Нет.

– Почему?