— Я, кажется, поняла, — споткнувшись, произнесла она. Занятно было наблюдать за ее лицом — женщина то бледнела, то на глазах становилась красной.

— Не буду вас больше задерживать, Юлия Владимировна. Спасибо за компанию и содержательную беседу. Вам нужно работать. А я еще похожу здесь, присмотрюсь.

Он пристально смотрел ей вслед. Женщина уходила, огибая препятствия, наступала на полы длинного плаща. Поднявшись на террасу, она обернулась. Он отвел глаза, сделал вид, что смотрит в другую сторону.

Под фонтаном, на склоне террасы, громоздилась гора обломков. Какое-то пакостное чувство проснулось у него внутри. Могли ли за ним следить? Да, и откуда угодно — хоть из южного леса, хоть из восточной лесополосы. Пространство к югу от дворца было открыто всем ветрам и взглядам. Снова паранойя? Сотрудница музея уже ушла, но кто-то подглядывал за ним из окна первого этажа. У женщины были темные волосы — значит, Тимашевская или местный темноволосый призрак…

Березин спустился к воротам гаражного хозяйства. До войны их скрывали деревья, сейчас вся местная растительность догнивала в жалком виде. Сомнительная версия еще не выстроилась, но уже получила пару подтверждений.

Карманный фонарик был при себе. Он протиснулся через перекосившиеся створки. В гараже господствовал хаос: высились горы битого кирпича, рухнувших потолочных перекрытий, болтались куски жести, висели провода. Правая часть строения завалилась почти целиком, придавив стоящие в гараже машины. Они по-прежнему были здесь — обросшие травой, задавленные рухнувшими элементами кровли.

Олег присел на корточки, стал шарить лучом света. Нет, не мог он вспомнить, сколько машин находилось тут в 1941-м. Был автобус, была «эмка», был грузовик полуторка — один или два? Автобус и «эмка» оставались — искореженные, придавленные балками.

В противоположной стороне была видна грузовая машина. Он пробирался к ней на корточках. Все, дальше идти не стоило: у машины был открыт капот! Двигатель придавило, мятая крышка кожуха валялась рядом. Данное транспортное средство в 1941-м было не на ходу. Других машин в гараже не было.

Березин вылез наружу, стал отряхиваться. Особый интерес вызывали дорожки и аллеи, по которым мог проехать автомобиль (пусть эти дорожи и предназначались для пешеходов). В интересующий момент времени здесь не было такой разрухи, обстрел усилился позднее…

Со стороны его перемещения смотрелись странно. Он обошел вокруг гаража, вернулся к фонтану, походил вокруг него. Потом опять ушел за гараж, спустился в низину, где находилась котельная. Здание не сильно пострадало. Он обогнул объект, отправился дальше на запад.

Отсюда хорошо просматривалась дворцовая церковь, к которой тоже вела дорожка. На западе зеленела рощица, за ней территория комплекса обрывалась.

Прыгая по рытвинам, Олег вышел на поляну. К роще убегали и там терялись холмики с крестами и касками. Их было много. Вот уж воистину забота… Он бродил среди могил и чувствовал, как усиливается чесотка. Неприкаянные души немецких солдат злобно наблюдали за ним…

Он прошел через рощицу, наткнулся на стальную ограду. Она изрядно проржавела, в нескольких местах упали секции. Олег вернулся к котельной, к гаражу, по тропинке, тянущейся в южном направлении, ушел в глубину парка. Проезд здесь имелся, причем в любом направлении. Дорожки переплетались, разбегались лучами. В дальнем конце территории находились два крупных павильона — они развалились почти полностью.

В один можно было пролезть, что он и сделал. Проход во второй был закрыт. Березин покрутился у флигелей и беседок, сделал кое-какие выводы. Одна из беседок была раздавлена траками танка. Необходимости ее давить у танкиста не было, но он решил позабавиться.

В восточной части парка, недалеко от лесополосы, находился еще один павильон — открытая галерея с колоннами. Неплохое место для времяпрепровождения на открытом воздухе. Там сохранились качели, столы, небольшая клумба. Большая часть павильона была разрушена. И здесь танкисты тоже забавлялись, били прямой наводкой только для того, чтобы разрушить, избавить мир от этой красоты. Всюду валялись осколки разорвавшихся снарядов.

Он сел на ступени павильона, закурил. Потом достал блокнот, стал набрасывать план территории: схематично изображал строения, рядом с одними ставил галочки, напротив других — вопросительные знаки. Поднял голову, задумчиво уставился на искалеченный дворец, представший со стороны во всем величии. Удрученно покачал головой: если уж раньше Анна Иоанновна отказывалась в нем жить, то что бы она сказала сейчас?

На землю опускались сумерки. Он догнал Юлию на машине, когда она выходила в северный парк. Женщина посторонилась, он нажал на тормоз, остановился рядом с ней.

— Вот это правильно, Юлия Владимировна, уходить с работы нужно до темноты — во избежание всяких астральных приключений, так сказать… Почему одна идете, а не со всеми?

— А они напрямую ходят, — подумав, ответила Юлия, — через лесополосу, а потом переулками. Я живу на северной окраине Никольска, мне ближе здесь. Понимаю, что неразумно ходить одной, но иногда так хочется быстрее добраться до дома, отдохнуть…

— Садитесь, довезу.

— Ну, что вы, — она смутилась, — зачем вам такой крюк давать?

— Ничего. Машина железная — стерпит. Присаживайтесь.

— Спасибо. — Она с готовностью забралась на сиденье, прижала к себе потертую сумку с истончившимися ручками. — А то, знаете, иногда действительно страшно ходить одной. Такие жуткие истории рассказывают. Преступность в городке выросла сильно. Могут ограбить, покалечить, убить за несколько рублей. Иногда проснешься ночью, а где-то стреляют… Днем спокойно, а как темнеет, опять начинается: дерутся, грабят, убивают. Иногда засидишься на работе — так хоть домой не ходи, ночуй на рабочем месте…

«А на рабочем месте призраки, — подумал Олег, — куда ни кинь, везде страшно».

— Местная милиция не борется с бандитами?

— Почему же, борется… Только бандитизм — как дракон, у которого новые головы вместо срубленных растут…

Он провел машину мимо парковой ограды, миновал лесок и въехал в поселок с севера. Жизнь в Никольске угасала. В северной части не было ни ресторанов, ни клубов с кинематографом, ни парков культуры и отдыха. Чернели одинаковые дома за гребнями заборов. Какая-то храбрая собака бросилась под колеса, оглашая округу трубным лаем, и так же быстро откатилась, забилась под забор. Дрогнула занавеска на окне, кто-то наблюдал за въехавшей в поселок машиной.

Темень подкрадывалась постепенно. Людей на улицах было немного — они прижимались к домам, передвигались быстрым шагом. Все это смутно напоминало оккупацию: тогда люди тоже без особой надобности из дома не выходили.

— Невесело у вас тут, — подметил Олег.

— Да, вечернее и ночное время — не самая радостная пора, — согласилась Юлия, — одно радует — ночи становятся короче.