В сложившихся обстоятельствах не было ничего смешного, но начиная с «общежития» Илья улыбался. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть, как вдохновенно Майя сочиняла родителям сказку про подругу. Девочка явно заслуживала ремня. Еще в детстве. Сейчас уже поздно.

– Ну, что-то такое примерно я и предполагал, Михаил Львович, – негромким и очень серьезным голосом произнес Илья. – Дело в том, что Майя… живет у меня. Вы должны это знать.

Для ее отца это стало большой неожиданностью.

– Вот даже как… – голос с той стороны неуловимо изменился, даже постарел. И сразу перестало быть весело. – Спасибо, что проинформировали. И каковы ваши дальнейшие действия?

– Никаких, – этот разговор стал продолжением того, что начался в квартире Майи, и Илья снова подбирал слова. – Просто… просто вы родители, и вы должны знать. И еще хотел сказать, чтобы вы не беспокоились. Я, конечно, мало времени провожу дома, но у меня есть помощница по хозяйству, так что ваша дочь не одна в чужом месте. Она занимается учебой и репетирует почти через день с этим… Севой, который контрабас.

– Вот что я вам скажу, Илья. Как мужчина и как отец скажу, – там слова тоже давались непросто. – Я не в восторге от такой ситуации. Но Майе уже двадцать один. В этом возрасте не спрашивают мнения родителей. И делают все по-своему. Нас Майя не спросила и сделала так, как посчитала нужным. И единственное, что мне остается в данной ситуации – уповать на ее здравый смысл и вашу порядочность. Пожалуй, супруге я пока не буду рассказывать о… настоящем месте жительства Майи. Надеюсь на ваше понимание в этом вопросе.

Он замолчал. Молчал и Илья. Но это молчание тоже было разговором. Наконец, Илья произнес:

– Я понимаю. До свидания, Михаил Львович.

– Прежде чем попрощаться – еще пара слов. Если уж… так все сложилось, – Михаил Львович хорошо держался, Илья чувствовал стресс собеседника и не мог не оценить его выдержку. – Вы взрослый человек и должны понимать важность образования. Четвертый курс консерватории – это окончательное закрепление всех полученных навыков. Пятый – это уже подготовка к экзаменам. Пожалуйста, не позволяйте Майе запускать учебу. Она способная девочка, и три с половиной года учебы за плечами. И нам бы очень не хотелось, чтобы… Думаю, вы меня поняли. А теперь – всего хорошего, Илья.

– Я сделаю все, чтобы Майя училась. В этом можете не сомневаться.

Когда разговор закончился, Илья подумал о том, что едва ли после этой беседы он стал выглядеть симпатичнее в глазах Михаила Львовича. Но, во всяком случае, прекратил вранье. Делать же вид, что ничего не знаешь, и с чистой совестью пользоваться безоглядностью Май было невозможно. И недопустимо.

Домой Илья возвратился поздно, уже в половине десятого. Вечером позвонил отец, надо было встретиться. Кто-то отслеживал покупку акций. Чтобы сделать приобретение ценных бумаг незаметным, требовалось несколько подставных лиц. Каждый купит свою долю, а потом все части соединятся в одних руках. Илья слушал отца и думал, в который раз думал о том, что же еще есть в его жизни помимо работы. И какое место занимает в ней мама.

– Как мама? – спросил вдруг.

– Нормально. Позвони ей.

– Я уже звонил. Просто хотел услышать от тебя.

– А что не так? – отец все же встрепенулся. – Я чего-то не знаю?

– Она собиралась на какую-то выставку цветов.

– Ах, это, – он вздохнул с облегчением. – Знаю. Уже третий день ни о чем другом говорить не может. Пригласила ландшафтного дизайнера, представляешь? Зимой!

– Зачем?

– Проект хочет какой-то. Лужайки.

«У них все хорошо», – подумал Илья и успокоился. Разговор вернулся к акциям.

А вот у него самого дома было не так хорошо. Потому что половина десятого вечера. Потому что позади очень долгий день. А на кухне – Контрабас уминает пирожки. И если раньше друг Май появлялся раз в несколько дней, и Илья принимал такое положение дел, то в последнее время Сева гостил ежедневно, оставляя для Ильи все меньше и меньше личного пространства в собственной квартире. Все же Майя уже достаточно взрослая, чтобы понимать подобные вещи.

– Сева, ты все пирожки съел?

Контрабас подавился. Зато ответила Скрипка:

– Ты же не любишь пироги – Елена Дмитриевна говорила. Но там осталось. Два.

Илья кивнул головой и очень спокойно, но твердо сказал:

– Мне кажется, Севе пора домой.

***

Майя проводила Севку и вернулась на кухню. Илья стоял около варочной поверхности – спиной к входу.

– Слева от тебя в сотейнике обалденная паста с морепродуктами, а справа – жульен с грибами, – он молча кивнул и потянулся за тарелкой. А Майя зачем-то добавила: – И еще Елена Дмитриевна купила очень вкусные конфеты!

Илья повернул голову и просканировал стол и ополовиненную коробку на нем. А потом вернулся к сотейнику с пастой. Часть которой переместилась на тарелку.

– И два пирожка, я помню.

Пять слов. Просто пять слов. Но от них Майе стало очень нехорошо. И стыдно. Она вспомнила, как приходил после генеральных репетиций папа – опустошенный и с уставшими глазами. Садился в кресло с нотами и карандашом в руках, и в это время в квартире должна была стоять абсолютная тишина.

– А конфеты я думаю прятать. Мне кажется, их даже в детстве столько не едят, – тарелка уже оказалась на столе, а сам Илья доставал столовые приборы. И говорил – очень ровным голосом. От которого ломило зубы и хотелось закричать в ответ. «Перестань!». Или – «Прости!». Вместо этого она села напротив, поджав под себя ногу.

– Приятного аппетита.

– Спасибо, – все так же ровно. И спокойно принялся за ужин.

Тишина и его спокойствие словно остро отточенным карандашом подчеркивали то, что Майя все сильнее чувствовала. Его недовольство и даже раздражение. Не в словах. Не в жестах. В чем-то другом она его чувствовала так ясно, будто это были её эмоции. И Майе срочно нужно от них избавиться.

– А ты в детстве любил конфеты?

– Не помню, – он аккуратно промокнул губы салфеткой. – Наверное, да.

– Конфеты можно, конечно, прятать, – она принялась рассуждать с подчеркнуто серьезным видом. – Но я уже достигла того возраста, когда мне продадут не только сигареты и алкоголь, но и – о, ужас – конфеты. И вообще, шоколад повышает уровень эндорфина в крови. А это гормон счастья, между прочим. Все хотят быть счастливы, разве нет?

Он не торопился с ответом. Молча орудовал столовыми приборами. Как и положено воспитанному человеку. Когда я ем, я глух и нем. А, может быть, просто устал и голодный. Да, наверняка. А она тут с вопросами дурацкими пристает.

– В твоей жизни мало счастья? – негромкий ответ все же прозвучал.

– Вопрос ставится иначе: разве счастья бывает много? А конфеты, правда, очень вкусные. Это твоя половина, я их не трону.