Леший развернулся к Элис.

— Офети сказал, что Зигфрид один вечер может и пережить без твоих услуг. А святой отец заслуживает заботы. Если король потре­бует, берсеркер сам сделает за тебя любую работу. Ты оставайся с мо­нахом. Если сможешь сдвинуть его с места, иди через лес вниз по ре­ке до брода. Я встречу тебя там и, клянусь, сделаю все, чтобы ты оказалась дома. — Леший поднялся, чтобы уйти. — Этот толстый ви­кинг, как мне кажется, на твоей стороне, а мне придется идти.

Элис встала и кивнула Офети. Она боялась, но внутри нее на­растала уверенность. Господь свел ее с исповедником. И Господь, решила она, умеет отличать своих врагов от друзей. Если кто-то и должен бояться, то только чародей и его кошмарные подручные.

Леший и берсеркеры вернулись в лагерь, к тому дому, где Зигфрид устроил себе большой зал. Днем была жаркая битва, и норманны захватили много добычи. Костры горели в ночи, а стоны и крики раненых заглушали звуки примитивной музыки, дудки и барабана. Лица, бледные и худые, выплывали из темноты. «Вот, — подумал Леший, — именно так и должна выглядеть страна мертвых».

Дом под яркой луной был виден издалека, его раскрашенная крыша блестела в серебристом свете. Леший устал и с нетерпением ждал королевского угощения. Польза от общения с правителями — даже в годину бедствий — в том, что хорошее вино и хорошая еда у них бывают всегда. Он вошел и увидел, что король сидит на сту­ле посреди комнаты. Это был не трон, однако стул поставили так, чтобы всем было ясно: это место предназначено для особенного че­ловека. Леший подумал, уж не официальный ли это прием. Хотя он постоянно имел дело с викингами, ему редко доводилось бывать на их церемониях, особенно во время войны.

Король коротко улыбнулся Лешему и протянул чашу, чтобы ви­ночерпий наполнил ее. Леший заметил, что королю прислуживает не тот слуга, который был раньше, а худосочный берсеркер Серда. Так вот куда он направился, уйдя из леса.

— Купец, ты не привел с собой мальчика.

— Он ухаживает за монахом. Франку сегодня крепко доста­лось, — сказал Офети.

— Я же велел, чтобы его привели. — Зигфрид был бледен и крепко сжимал челюсти, как будто пытаясь сдержать нарастающий гнев.

— Какая разница, какой слуга, — продолжал Офети. — Если на­до, я послужу тебе вместо мальчика.

— Я сказал, чтобы привели мальчика, так иди за мальчиком, толстяк.

— Это же час пути в гору, — проговорил Офети. Но затем по­смотрел на полыхающего гневом короля и согласился: — Я схожу. Уже иду.

— Прекрасно. Приведешь его по-тихому. Не привлекай внима­ния Ворона.

— Как прикажешь, — ответствовал Офети.

Он развернулся и вышел из большого зала, поманив за собой Фастара.

Король отпил вина, подавляя раздражение. Затем заговорил с Ле­шим почти спокойно:

— Так что же сказал святой? Какими откровениями поделился?

Леший огляделся по сторонам. Воины, собравшиеся в королев­ском зале, едва не лопались от волнения. Все глаза были прикова­ны к нему. Леший достаточно часто терпел поражения и знал, ког­да надо просто сказать: «Мы квиты» — и уйти. Сейчас был как раз такой момент. Однако пока здесь король, уйти не получится.

— Ну же, купец, что он сказал?

Леший подумал, не солгать ли, но решил, что не стоит. На латы­ни говорили многие, и король может услышать новость от кого-ни­будь другого. Говорить правду сейчас безопаснее.

— Он сказал, что девушка где-то здесь, — признался Леший.

— Неужели? — Леший видел, что за наигранной непринужден­ностью короля скрывается настоящая ярость. — И почему он так сказал, как ты думаешь?

— Я же не волшебник, господин, откуда мне знать?

Король поднялся так резко, что Леший едва не отскочил назад. Зигфрид явно сдерживался с трудом.

— Да нет, ты тоже волшебник. Я слышал, будто знал тебя еще в детстве, так сказали мои воины. Однако я тебя не помню. Ты стер мои воспоминания?

Леший ощутил облегчение. Если дело только в этом, у него на­готове объяснение.

— Я просто сказал, что слава твоя так велика, что я в детстве слы­шал о тебе и твоем отце еще у себя на родине, за Восточным озером. Даже там поют о твоих подвигах. Наверное, твои воины неверно по­няли меня. Я все-таки не очень хорошо владею вашим языком.

— Достаточно хорошо, чтобы врать, — сказал Зигфрид.

Леший ничего не ответил, поняв, что любые его слова сейчас бу­дут истолкованы против него.

Король хлопнул в ладоши.

— Добрый Серда, — сказал он, — покажи нашему почтенному торговцу, что ты нашел в его сумках.

— Ты же поклялся не трогать их!

— А я и не трогал. Серда поймал мальчишку, который пытался что-то украсть из тюков, — сказал Зигфрид. — Это воришка открыл сумку, а не кто-то из моих воинов. Кстати, почему ты так дрожишь над своей поклажей? Очень странно, когда купец не хочет показать товар.

— Я люблю быть рядом, когда смотрят мои товары, господин, а не то я выручу за них весьма жалкую сумму: ничего — самая скверная цена, какую только можно предложить.

— Иногда можно получить еще хуже, чем ничего, — возразил Зигфрид, похлопав по рукояти меча на поясе.

Серда улыбнулся Лешему и подтащил к нему один из мешков. Он был раскрыт. Леший почувствовал, как забилось сердце, когда берсеркер запустил в мешок руку и выудил что-то. В пламени све­чей заблестела прядь золотистых волос. Волосы Элис.

— Что это такое, купец? — Голос короля сделался скрипучим от злости.

Леший медленно выдохнул и широко развел руками. Ему необ­ходимо успокоиться.

— Я купил их у одной крестьянки по дороге сюда. Из таких во­лос получится отличный парик, любой из твоих воинов будет рад купить его для своей жены.

Король закусил губу. Затем он достал из мешка что-то еще, какие-то мелкие предметы, которые запросто уместились у него в кулаке. Он протянул кулак Лешему.

— Угадай, что там.

— Я простой человек, мне не по уму разгадывать загадки коро­лей, — ответил Леший.

— Отличный ответ. Но мой будет лучше. Хочешь узнать?

— Если тебе угодно.

— Там твоя смерть, купец.

Леший с трудом сглотнул. На тихой лесной поляне в обществе девушки он размышлял о том, что прожил довольно долгую жизнь и готов рискнуть ее остатками ради богатства. Но сейчас его жизнь показалась Лешему совсем коротенькой. Странные мысли одолева­ли его. «Я ничего в жизни не сделал, — подумал он. — Я вообще не жил». Он ходил с караванами верблюдов по шелковым путям, до­бирался до покрытых льдами северных морей, видел Священную Римскую империю и оливковые рощи на юге, однако теперь, глядя в лицо смерти, он узрел суть собственной жизни. Все это он делал в полном одиночестве. Он вспомнил о матери. Она была послед­ним человеком, которого он любил, за которого охотно отдал бы жизнь. Именно это он и имел в виду, когда сказал себе: «Я ничего в жизни не сделал». Он так и не нашел замену этой любви — ни дру­га, ни женщины, ни ребенка. Торговля была для него всем, и вот сейчас он заключит последнюю сделку, пытаясь купить себе жизнь.