Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще больше поражала Никиту ее дочка Таточка. Никто не знал, как ее зовут на самом деле. Все звали ее просто Таточкой. Спору нет, в свои восемнадцать она была красива — рослая, спортивная, с более правильными и гармоничными, чем у матери, чертами лица. В остальном ее внешность можно было охарактеризовать одним словом: блондинка. Внутренность, впрочем, тоже. Таточка была настолько отключена от действительности, что как будто пребывала в анабиозе. Казалось, все ее духовные и умственные силы уходили на обрабатывание челюстями жевательной резинки, и любая более сложная задача стала бы для нее чрезмерной.
Зоя Евгеньевна поздоровалась со всеми сидящими за столом, представила похожих друг на друга, одинаково спортивных кавалеров. Никита побежал в дом за стульями. Нина продолжала молча переворачивать шашлыки. Оглядевшись, Зоя Евгеньевна вдруг двинулась к ней.
— А вы, милочка, кто, собственно, такая будете?
В эту самую минуту Никита вышел из дома со второй парой стульев. Взглянув на Нину, он увидел, что на лице у нее лежит черная тень. Впадинки на щеках углубились, все черты заострились, глаза превратились в бездонные черные провалы. Он бросил стулья, мгновенно подхваченные услужливыми бессловесными кавалерами, и направился к ней.
— Разве вы меня не помните, Зоя Евгеньевна? — удивилась овладевшая собой Нина. — Я вас прекрасно помню.
В голове у Никиты зазвучали ее слова, сказанные в первый вечер: «Одна моя клиентка. Зажравшаяся богатая дрянь». Он с ужасом взглянул на Кузю, бегавшего вокруг стола. Но Зоя Евгеньевна не среагировала на Кузю. Уж скорее это Кузя среагировал на Зою Евгеньевну: он затявкал на нее. Никите мгновенно вспомнилась бабушка и ее собачка Муха.
— Не припоминаю, — обронила между тем Зоя Евгеньевна. — А здесь-то что вы делаете? Это закрытый кооператив. Только для своих.
— Это Нина Нестерова, — торопливо вставил подбежавший Никита. — Она моя гостья. Все, хватит уже, готово, — повернулся он к Нине. — Можно закладывать новую порцию.
Он переложил шипящие шампуры на подставленное Ниной блюдо и установил на решетке новые. Зоя Евгеньевна, пока они возились с шашлыками, вернулась к столу и уселась на Нинино место.
— Никитушка, — заговорила она кокетливо, когда он тоже сел, — вы не покатаете нас с Таточкой на вашей яхте?
— Нет, вряд ли, — ответил он холодно, вполне оценив ее маневр. — У меня нет команды. Павел женился и уехал в свадебное путешествие.
— Да что вы говорите! — притворно изумилась Зоя Евгеньевна. — Но ведь Бронюс здесь.
— Я работаю, — любезно отозвался Бронюс. — Только на денек и вырвался.
— Мальчики могли бы вам помочь, — не сдавалась Зоя Евгеньевна, бросив взгляд на бессловесных кавалеров, жадно поглощавших шашлык.
— Извините, я не допускаю к управлению яхтой посторонних. Это только для своих, — мстительно добавил Никита.
Он не сводил глаз с Нины. По-прежнему черная, мрачная, она покорно села в дальнем конце стола, рядом с одним из кавалеров. Никита заметил, что она больше ничего не ест. Вообще атмосфера за столом стала заметно сгущаться, все сидели подавленные, и одна лишь Зоя Евгеньевна упорно не желала ничего замечать. Ее подруга Ада обратилась к ней с каким-то вопросом, но Зоя Евгеньевна пропустила его мимо ушей. Она продолжала атаковать Никиту:
— Может, сыграете с Таточкой в теннис? Таточка! Ты же так хотела поиграть в теннис!
Услыхав свое имя, Таточка на миг вынырнула из анабиоза.
— Что? А, да. Схлестнемся?
— Извините, — повторил Никита, — у нас с Ниной другие планы. Мы собираемся на несколько дней в Вильнюс. Может, в Тракай съездим.
— В Тракай! — простонала Зоя Евгеньевна и мученически завела глаза к небу. — Таточке так хочется в Тракай!
Никита не сомневался: скажи он Таточке, что замок Тракай находится в Монголии, она поверит. Глядя на нее, он вспоминал о небелковых формах жизни, описанных братьями Стругацкими.
— Вы сами можете доставить ей это удовольствие, Зоя Евгеньевна. Вон какой у вас мощный зверь за воротами. Разве можно сравнить с моей «Трибекой»?
Зоя Евгеньевна резко сменила тему:
— Что это за манера — есть с картонных тарелок! — Она напрямую повернулась к Нине: — Принесите мне, милочка, нормальную тарелку и вилку!
Нина молча встала и ушла в дом.
— Зоенька, — возмутилась даже Ада Марковна, — ты не в ресторане. Нина здесь такая же гостья, как и ты.
— А что такого? — нарочито удивилась Зоя Евгеньевна. — Она здесь младше всех.
— Ваша дочь младше ее лет на десять, — напомнила Ирина Викторовна, жена дипломата.
— Ну и что? Таточка здесь не хозяйка. Она же не знает, что где лежит.
— Меня больше интересует другой вопрос, — вмешался Никита. Он был в таком бешенстве, что даже не сразу смог заговорить, но заговорил внешне спокойно: — Почему вы так упорно называете Нину милочкой? Я же сказал вам, как ее зовут.
— Ах, боже мой, ну подумаешь! У меня плохая память на имена.
— Вот и прекрасно, — зловеще улыбнулся Никита. — Забудьте мое.
Наступила мертвая тишина, и тут Нина вышла из дома с тарелкой и вилкой в руках.
Это была настоящая немая сцена, как у Гоголя. Зое Евгеньевне понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой.
— Ну что ж… — процедила она и вдруг гаркнула: — Таточка! Мы уходим.
Она поднялась из-за стола. Красивое бессмысленное лицо повернулось к матери. На безмятежно-гладком лбу обозначилась морщинка недоумения.
— А чего?
— Нам здесь больше не рады, — отчеканила Зоя Евгеньевна.
«И никогда не были рады», — мысленно добавил Никита.
Процессия, замыкаемая покорными кавалерами, двинулась к калитке. Один из них все-таки прихватил картонную тарелочку и на ходу доедал с нее шашлык. Это было так смешно, что все сидящие за столом хоть и немного нервно, но все же рассмеялись. Все, кроме Нины. Она так и осталась стоять с тарелкой и вилкой в руке.
К ней подошла Ада Марковна и обхватила ее предплечье сухими сморщенными лапками.
— Ниночка, я вас умоляю, простите меня, дуру старую, это я во всем виновата. Но я же не знала! Я думала…
— Ада Марковна, о чем вы говорите! — Нина поставила пустую тарелку на край стола, обняла старушку и усадила ее на место. — Все, инцидент исперчен! Любовная лодка разбилась о быт. Я только сбегаю шаль накину. Без меня ничего интересного не рассказывайте.
Пока она, преследуемая Кузей, торопливым шагом шла к коттеджу Павла Понизовского, Никита попросил Кузнецова принести гитару. Дипломат любил и умел петь.
Нина вернулась, набросив на плечи палантин, расписанный абстрактным экзотическим узором такой красоты, что женщины дружно застонали. На вопрос: «Откуда?» — Нина ответила, что палантин расписала сама. Охам и ахам не было конца.