— А ты?

— А что я? Получила по морде, повернулась и ушла.

— Постой. А твой гонорар? Тебе-то она заплатила?

— В том-то и дело, что нет! Говорю же, я так растерялась, что о себе уже и не думала. Да нет, я уже понимала, что ничего не получу. По глазам видела, что она не заплатит.

— Не понимаю, — признался Никита. — Денег у нее навалом. Зачем ей это нужно?

— Ты… меня спрашиваешь?

— Нет. Ладно, черт с ней, с ее психологией. Что было дальше?

— Ну, на себя мне было в конечном счете наплевать. Я эту потерю пережила и даже была ей благодарна за науку. Но обмануть этих несчастных теток из ателье? Нет, этого я не могла допустить. Собрала все деньги, какие у меня были, — я же говорю, на машинку копила, — разложила по конвертам, еще на торт и на шампанское хватило, и пришла к ним. Три швеи — я раздала по двести долларов каждой. Тогда это были большие деньги, а для них — просто громадные. Мы выпили, съели торт… Они до сих пор думают, что это заказчица с ними так красиво расплатилась. Понимаешь, если бы они знали, что деньги от меня, они бы не взяли…

— А ей так и сошло с рук? — спросил Никита.

— Нет, не сошло. Я вообще считаю, что такие жлобские деньги счастья не приносят… Кстати, номер не прошел, не было в правительственном концерте этого танца, уж не знаю почему. Я специально весь концерт отсидела, от начала до конца. Но детей мне жалко и костюмы тоже, костюмы были хорошие. А поквиталась я с ней по-другому: всем, кого знала, рассказала, что она не платит за работу.

— Ну и что? — горько усмехнулся Никита. — Здорово ты ее уела?

— Не стоит это недооценивать, — нахмурилась Нина. — Круг знакомств у меня обширный, люди передают друг другу… Я уверена, что после того случая ей многие отказали.

— Что-то я не видел, чтобы она сегодня явилась сюда голая и босая.

— Нет, но она была в костюме, купленном по каталогу.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела этот каталог.

— Я начинаю тебя бояться. Это плохо — быть в костюме, купленном по каталогу?

— Нет, но ничего хорошего в этом тоже нет. Во-первых, это не эксклюзив, а готовое платье. Во-вторых, по каталогу всегда покупаешь кота в мешке. Невозможно пощупать ткань, невозможно примерить, сообразить, идет тебе или не идет. Можно, конечно, отослать обратно, если не подходит, но это такая морока… И все равно надо заказывать что-то другое, не голой же ходить, в самом деле.

— И все это сделала с ней ты?

— Ну, не преувеличивай мое могущество. Просто я уверена, что теперь с нее все московские модельеры требуют деньги вперед.

— Ладно, черт с ней, — вздохнул Никита. — Надо было раньше ее отшить. Она меня давно достает. Ну все, теперь конец. Просто у меня в голове не укладывается, зачем она это сделала. Зачем? Знаешь, больше всего удручает немотивированная жестокость.

— Вряд ли она даже сознавала, что это жестокость. Может, радовалась, что так ловко обтяпала дельце, обвела лохов вокруг пальца. Она это сделала, потому что могла. Потому что ей за это ничего не будет. Какая еще мотивация тебе нужна?

— Да, ты права. Моя бабушка в таких случаях говорила: «Не ищи смысла там, куда сам его не клал».

Никита вдруг заметил, что его последние слова прозвучали в пустоте: Нина уснула. Он протянул руку и погасил лампу, а потом осторожно обнял ее. Лежать было неудобно, рука у нее под головой затекла, но Никита терпел и не шевелился, обдумывая Нинин рассказ.

Она только-только начала вылезать из нищеты, только-только избавилась от своей алкоголички-матери, вздохнула свободно… Что бы она ни говорила, он не верил, что Нина равнодушна к себе, к своей внешности, к нарядам. Она же модельер! Конечно, ей хотелось приодеться! Ну пусть она шила себе сама, но ведь не туфли, не сапожки, не сумки! А чулки? А духи? Вот сейчас в воздухе витал еле уловимый аромат ее духов — тонкий, прохладный, как она сама.

Ах да, она тогда копила на машинку. Никита вспомнил, что у его бабушки тоже был ветхозаветный «Зингер», купленный после возвращения в Москву с Урала. Но когда наступило изобилие, ему и в голову не пришло предложить ей новую швейную машинку. Шитье казалось ему таким же устаревшим занятием, как печатание на пишущей машинке или счет при помощи логарифмической линейки. Зачем, когда вполне приличная и даже элегантная одежда и обувь стали такими доступными?

Он покупал бабушке платья и туфли, возил ее по магазинам, терпеливо ждал, пока она примеряла наряды. Ей понравились духи «Шанель № 19», и он покупал ей эти духи. Она сделала себе зубы, и он, не колеблясь, оплатил операцию, стоившую больших денег, а для Никиты в самом начале карьеры это была немалая сумма. Зато никто не смог бы назвать его бабушку старухой. Она всегда была причесана, ухожена, всегда хорошо одета, в тонких чулках, в элегантных туфлях, всегда с маникюром…

Его мысли стали расплываться, он уже засыпал, когда Нина вдруг беспокойно зашевелилась. Она что-то пробормотала во сне, потом заговорила отчетливее:

— Пусти… Нет… Я вижу, вижу… Я не дам…

Никита бережно разбудил ее:

— Нина, проснись…

Она села в постели, как подброшенная пружиной.

— А? Кто здесь?

— Это я, я… Успокойся. Это был просто сон. Просто дурной сон.

Она не сразу пришла в себя. Лицо у нее сделалось совершенно безумное, сама того не замечая, она вцепилась ногтями ему в плечи. Будь ногти подлиннее, остались бы следы.

— Я что-нибудь говорила во сне? Говорила?

— Нет-нет, успокойся. Ты что-то бормотала, но я ничего не разобрал. Ложись. Еще очень рано. Поспи. А я буду тебя караулить.

— Я так не усну. Прошу тебя, уходи.

— А вдруг тебе опять что-нибудь приснится?

— Нет, все уже в порядке. Иди к себе. Тебе тоже надо поспать.

— Здесь вполне хватит места для двоих, — стоял на своем Никита.

— Нет, уходи. Я хочу спать одна.

— Ты что, превратишься в лягушку, если я останусь?

— Не валяй дурака. Давай завтра поговорим.

С тяжелым вздохом Никита поднялся, оделся и ушел.

Его мучили вопросы. Знать бы только, как их задать.

На следующее утро никаких вопросов задано не было. С утра на пляж на Быстрых Ногах поехали вчетвером: Никита, Нина, Бронюс и Нийоле. Шел самый общий, ничего не значащий разговор. Никита спросил, правда ли, что Бронюс возвращается в Вильнюс, или он сказал это вчера только для Зои Евгеньевны. Бронюс подтвердил, что и вправду должен уехать. Искупнется с утра — и в машину.

Чтобы не объяснять всем, почему она — не Владимир Сальников, не Юрий Прилуков и не Ян Джеймс Торп[7], Нина сказала, что для нее вода слишком холодна и что она лучше погреется на солнышке. Остальные искупались, а Нина с Кузей остались загорать. В этот день, отметил Никита, она надела бикини: ему хотелось думать, что для него. Это был очень красивый купальник в белую и синюю полоску, как матросский костюмчик, только полоски шли не просто поперек, они сламывались под разными углами, подчеркивая маленькие, но изящные выпуклости ее фигуры. Нина в нем казалась совсем девочкой. Бронюс несколько раз оглянулся на нее, и Нийоле шлепнула его пониже спины, а он засмеялся и сказал Никите, чтобы не упускал удачу.