— Я все же тебя провожу, — чуть вызывающе проговорил Рома, подъезжая к бортику и не слушая новых похвал в свой адрес. Катя тоже заулыбалась. Игра закончилась, и они могли больше ни с кем не считаться.

— Как ты ловко с Игорешкой! — с восхищением произнесла она. — Я уж думала, придется силком его утаскивать. Упрямый — сил нет. Даже мама с ним не справляется.

Рома пожал плечами. Его сестре было всего на месяц меньше, чем Игорехе, и именно по ней Рома почему-то больше всего скучал.

— Мне переодеться надо, — сообщил он. — Это недолго.

Катя кивнула, не дожидаясь окончания его слов. Рома на скамейке сменил коньки на ботинки и натянул теплую куртку прямо поверх хоккейного свитера. Быстро попрощался с командой, весело огрызнулся на очередную поддевку Дмитрия Саныча и вернулся к Катюхе. Она ждала его на том же месте и зачем-то внимательно осматривала опустевший лед.

— Не думала, что хоккей — это так увлекательно, — не дожидаясь его вопроса, объяснила она. — Скорость. И азарт. И мастерство. И… Ромка, ты меня просто поразил! Смотрела бы и смотрела! Где ты так научился?

Он пожал печами и подал ей руку, помогая спуститься с подставки, на которую Катюха забралась, чтобы лучше видеть игру.

— В секцию в детстве ходил, — ответил он. — До четырнадцати лет. Потом мы переехали к черту на кулички, и пришлось бросить. Оставить меня в хоккейном интернате родители не согласились.

Катюха глянула на него испытующе, то ли проверяя, то ли ожидая продолжения. Но Рома не собирался пускаться в жалобы. Отболело уже, улеглось. Да и новое он себе увлечение нашел — ничуть не хуже старого. И уж от него-то его никто не заставит отказаться.

Катя сжала его руку, из которой он, оказывается, так и не выпустил ее.

— Страшно оставлять ребенка одного в чужом городе, — попыталась она оправдать решение его родителей, но именно это неожиданно заставило Рому вспылить.

— Страшно отступиться от замысла сделать из ребенка свое подобие! — отрезал он и вытряхнул Катюхины пальцы из своих. — Страшно признать, что он другой и хочет другого! И не соответствует!

Фыркнул еще в раздражении — и замолчал. И Катюха притихла, как будто именно ее он обвинил в этом отцовском упрямстве. Черт, это было уж совсем лишним. Рома глубоко вздохнул, угомоняя себялюбие.

— Кать…

Но она перебила.

— Ром, если я достала тебя, ты так и скажи! Без намеков: сам же знаешь, что их не понимают! Я навязалась тебе на голову со своим спором и никак не отлипну. То математика, то хоккей этот теперь. А ты все терпишь, не посылаешь, ты же рыцарь, Давыдов! Вот тогда по-рыцарски, прямо, и скажи!..

— Что тебе сказать, Сорокина? — ошарашенно переспросил Рома, пока она не наговорила еще каких глупостей. Навязалась — угу! Рыцарь — ну надо же! С Катюхой не соскучишься.

— Ну, что я… — она запнулась и подняла на него глаза. Темные в неосвещенном дворе и какие-то бездонные. Рома ухнул в них, потеряв нить разговора; впрочем, замолчавшая Катюха как будто тоже ее упустила. И только щеки у нее темнели, словно в отражение и Роминого смятения, а ему до безумия захотелось шагнуть вперед, сунуть руку ей в волосы, прям под шапку, притянуть ее к себе, совсем близко, чтобы ощутить губами ее быстрое дыхание…

Сбрендил, Давыдов! На чужой каравай!..

— Что ты давно уже не президент школы, Катюха, и не обязана наседничать над нами? — заставил он себя тепло усмехнуться. Потом все же поднял руку и озорно натянул ей шапку на глаза. — Скажу, не сомневайся: за мной не заржавеет.

— Ромка! — шутливо возмутилась Катюха и толкнула его в грудь. — Я серьезно, между прочим! А ты теряешь единственный законный шанс от меня избавиться! Второго я не дам!

Кто ее знает, почему ей вдруг пришло в голову сказать подобные фразы. Рома в ответ пожал плечами и честно признался:

— Я не хочу от тебя избавляться, Сорокина.

Она немного помолчала, очевидно снова ожидая продолжение. И снова его не дождалась.

— Это хорошо, — с чувствительным облегчением произнесла она. А потом мечтательно вздохнула и улыбнулась. — Ты потрясающе играл!

Олега Катя увидела издалека; впрочем, его светлые волосы и статную фигуру было трудно не узнать. Сердце забилось в предчувствии: как же Катя скучала! Почти четыре дня его не видела! В два раза больше, чем они встречались! Только бы Олег не решил отказаться от нее в этой поездке: все-таки Катя не могла быть до конца уверена в его к себе интересе. А за четыре дня…

Катя сердито выдохнула и решительно направилась к Олегу, попутно надевая улыбку и припоминая Сонькины наставления. Не возражать, не огрызаться, не давить. Соглашаться и восхищаться. Катя все три дня репетировала свою роль и почти в нее вжилась. Она справится. Главное — сделать первый шаг.

— Катя! — Олег помахал ей рукой, и у нее отлегло от сердца: нет, не передумал, иначе прошел бы мимо, сделав вид, что не заметил. Катя прибавила шаг и почти подлетела к нему. Заулыбалась уже искренне, глядя в чудесные зеленые глаза. Кажется, Олег за время разлуки стал еще красивее. Или она сошла с ума?

— Как я рада твоему возвращению! — пробормотала она, не в силах придумать ничего умнее. Олег тоже улыбнулся, потом приобнял ее за плечо и потянул в конец коридора, к окну, где пока было не слишком много студентов.

— Я тоже рад тебя видеть, — мягко проговорил он и быстро поцеловал Катю в губы. — Как ты здесь без меня? Скучала?

— Скучала, — согласилась она и погладила его по руке. Все хорошо, все по-прежнему хорошо. Можно не волноваться понапрасну. — Минуты считала до твоего возвращения. А сегодня специально к первой паре приехала, чтобы поскорее тебя увидеть.

Сказала — и заглянула преданно Олегу в лицо: не перебор ли? Не решит ли, что она чересчур навязывается? Но Олег только чуть удивленно поднял брови, а потом ласково погладил ее по щеке.

— Я тоже думал о тебе, — сказал он. — Жаль, что не получилось позвать тебя с нами: билеты давно уже были заказаны, а у нас тут с тобой только закрутилось.

Катя кивнула, и не думая обвинять его в недогадливости. Вряд ли она согласилась бы с ходу на такую авантюру, хотя, конечно, что могло быть лучше, чем провести несколько дней с любимым вдали от чужих глаз? Они бы прогулялись по набережной, зашли в Казанский кремль, загадали желание у башни Сююмкибе — и Катя знала, что бы она попросила, — а потом целовались бы в каком-нибудь укромном переулке, пока губы не стало бы саднить, а сердце — невозможно утихомирить. А уж победу команды отпраздновали бы со всей возможной фантазией. Олег наверняка придумал бы нечто такое, о чем сейчас Катя и мечтать не могла. Он на такие штуки был мастак. Один «Пурмарили» чего стоил.

— Главное — что вы выиграли! — проговорила она, желая напомнить любимому о триумфе. — Ах как жаль, что я не видела тебя на выступлении! На тебя так приятно смотреть! Не помню, чтобы на кого-либо еще мне было смотреть столь же приятно!