Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В коридорах сионистского конгресса, состоявшегося в Базеле в 1946 году, он познакомился с целым рядом интересных людей и, как ни парадоксально, именно там нашел убедительную причину, чтобы остаться в Австрии.
Официальным делегатом конгресса Визенталь не был. «Я, – писал он позднее, – был нищим беженцем, и у меня не было денег на гостиницу. Я спал на лавке в какой-то школе и питался в рабочей столовой». Однако его имя уже тогда пользовалось известностью, в том числе благодаря первой опубликованной им книге. Это был альбом большого формата объемом примерно 60 страниц с черно-белыми рисунками, созданными на основе пережитого в концлагере Маутхаузен.
Среди людей, с которыми он познакомился в Базеле, был Авраам Зильбершайн, когда-то приезжавший из Львова в Бучач преподавать Тору, историю и иврит. Зильбершайн согласился помочь Визенталю создать Центр документации.
Зильбершайн, юрист и экономист по образованию, – это один из тех еврейских лидеров, чье имя ныне забыто. После Первой мировой войны он выступил инициатором целого ряда проектов, цель которых состояла в том, чтобы улучшить положение евреев в Галиции и Польше. В частности, он выдвинул идею о выдаче ссуд еврейским кооперативам. В начале двадцатых годов Зильбершайна избрали депутатом польского сейма. Во второй половине августа 1939 года он поехал в Женеву на сионистский конгресс, но через две недели началась война, и ему пришлось остаться в Швейцарии. Там он организовал несколько акций по оказанию помощи еврейским беженцам и в результате создал организацию «Релико», которая именно этим и занималась. Финанасировал ее преимущественно Всемирный еврейский конгресс.
Визенталь рассказал Зильбершайну о себе и о своих злоключениях во время войны, о работе с беженцами и о поисках нацистских преступников, а также подарил альбом, посвященный Маутхаузену. Он не был похож на тех назойливых попрошаек, что толпились у дверей кабинета Зильбершайна, и показался последнему человеком серьезным (в том числе потому, что сотрудничал со спецслужбами США и организацией «Бриха»). Одним словом, он произвел на Зильбершайна хорошее впечатление, и тот попросил его представить ему план работы.
Планы у Визенталя был масштабные. Он мечтал не только о Центре документации в Линце, но и о том, чтобы у Центра были филиалы в трех других городах, причем работать там, по его замыслу, должны были пятьдесят человек, включая пресс-секретаря. Он рассказал Зильбершайну о радости, испытываемой людьми при виде списков разыскиваемых нацистов, которые он расклеивал на досках объявлений, и заметил, что для здоровья людей эти списки полезнее, чем калорийная пища. Но хотя опытный Зильбершайн и был любезен с Визенталем, тем не менее он сильно его разочаровал, согласившись финансировать лишь проект гораздо более скромного масштаба. По словам Визенталя, поначалу Зильбершайн выделил ему всего сорок долларов в месяц: на покрытие текущих конторских расходов, оплату телефонных разговоров и покупку марок. Впоследствии Зильбершайн время от времени ворчал, что Визенталь расходовал слишком много и не предоставлял аккуратной отчетности, но неоднократно подчеркивал, что тем не менее будет поддерживать Центр документации и впредь. Их сотрудничество продолжалось много лет.
Через несколько месяцев после того, как они нашли друг друга, Визенталь и его жена решили эмигрировать в США. Брат его отца Давид Визенталь прислал все необходимые справки и даже сумел добиться от американского благотворительного фонда «Еврейское общество помощи иммигрантам», чтобы тот оплатил Визенталям билеты. «Мы ждем вашего приезда с нетерпением», – писал он племяннику. Однако Визенталь не приехал, и, судя по всему, простить его за это родственники так и не смогли. «Все, кроме тебя, меня бойкотируют», – жаловался он в письме проживавшей в Нью-Йорке двоюродной сестре Розе Пик. Это было в январе 1948 года. «От идеи переезда в Америку я давно отказался», – добавил он и сообщил также, что теперь они с женой хотят переселиться в Палестину.
Через год с небольшим после этого он заключил договор с двумя партнерами (которые, как и он, прошли через концлагеря), и они совместно приобрели грузовик, два трактора и бетономешалку. Технику они собирались привезти в Израиль, и для Визенталя эта сделка была весьма выгодной. Предполагаемая стоимость проекта составляла шесть с половиной тысяч долларов, но он вложил только тысячу; тем не менее его доля достигала тридцати процентов. Из миллиона евреев, приехавших в Израиль в первые годы его существования, тяжелую технику привезли с собой лишь немногие. Таким образом, у Визенталя были все шансы преуспеть в Израиле и войти в число тех переживших Холокост репатриантов, чей личный успех стал одним из доказательств возрождения еврейского народа в своей собственной стране.
В мае 1951 года он сообщил своему израильскому знакомому, что собирается переехать до конца года и хочет купить трехкомнатную квартиру с палисадником в районе Хайфы или Рамат-Гана. Достаточного количества денег у него для этого еще не было, но он надеялся, что как-нибудь устроится. Через несколько месяцев в гости к Визенталям приехал шурин, поселившийся в Палестине еще до войны. «Я слышал, что в последнее время положение в Израиле ухудшилось», – написал Визенталь тому же знакомому в январе 1952 года и остался в Австрии.
Евреев, решивших в Израиль не переезжать, было много, а те из них, кто все-таки переехал, сделали это по большей части от безвыходности. Евреи Европы – включая большинство бывших узников лагерей – в свои страны возвращаться не хотели или не могли, но другие страны принимать их не желали. Евреи же арабского мира не могли оставаться в своих странах потому, что Израиль воевал с арабскими соседями. Однако большинство евреев Америки и других западных стран остались дома. В 40-е годы и в начале 50-х будущее Израиля все еще находилось под вопросом, и в стране было тяжелое экономическое положение. Однако Визенталь решил начать новую жизнь в стране Гитлера и Эйхмана, а на это из евреев решились лишь немногие. Большинство евреев, проживавших в Австрии до войны и сумевших остаться в живых, возвращаться туда не пожелали. Пока Визенталь работал в лагерях для перемещенных лиц, его пребывание в Австрии было вполне естественным, однако лагеря вскоре расформировали, а большинство беженцев Австрию покинули, и на этом его миссия закончилась. Тем не менее он остался.
Впоследствии его неоднократно спрашивали, почему он так поступил, но из его ответов можно было понять, лишь почему он считал необходимым жить в Австрии в 60-е годы, когда поиск нацистских преступников стал его главным занятием. Однако из этих ответов нельзя было понять, почему он не уехал вскоре после войны. Его тогдашний статус в лагерях беженцев ему явно льстил: в 1948 году ему даже было разрешено ходить с пистолетом – но с пистолетом он вполне мог расхаживать и в Израиле, если бы только этого пожелал.
Иногда вместо ответа на этот вопрос он попросту отшучивался. Например, одному из израильских знакомых ответил так: «Причина, по которой я не живу в Израиле, состоит в том, что там нет ни нацистов, ни антисемитов». А еще одному знакомому, работавшему в мемориале «Яд-Вашем», написал, что переедет в Израиль только тогда, когда Бен-Гурион уйдет с поста премьер-министра.