Судя по всему, выданная Визенталем справка могла даже помочь получить иммиграционную визу. Международная организация беженцев присылала ему длинные списки неевреев, желавших эмигрировать в Канаду или в Австралию, и Визенталь должен был дать свое заключение относительно того, сотрудничали они с нацистами или нет.

Один человек, представившийся его далеким родственником, выразил желание переехать в Биндермихль из другого лагеря беженцев, где условия жизни были более тяжелыми, и Визенталь выдал ему удостоверение другого беженца, который к тому времени Биндермихль уже покинул. На основании этого удостоверения человек перебрался в Биндермихль. Но когда он решил эмигрировать в США, то признаться, что жил под чужим именем, не решился и прожил с этим именем в Нью-Йорке всю оставшуюся жизнь. Даже полвека спустя, когда ему было уже за восемьдесят, он так и не посмел сознаться в обмане, опасаясь, что его лишат гражданства.

В каждом из беженцев Визенталь видел потенциального информатора. Он обращался к людям с помощью объявлений и раздавал им вопросники. «Где вы были?» «Когда?» «Кого из нацистов помните?» «Назовите их фамилию, имя, прозвище, звание, место рождения, особые приметы (лицо, волосы, глаза), предполагаемый возраст, место службы (страна, гетто, концлагерь)». Кроме того, с помощью американцев он устроил выставку фотографий и документов, которая должна была побудить людей сообщать ему информацию. Имена, полученные от бывших узников концлагерей, легли в основу его картотеки нацистских преступников, где впоследствии числилось несколько тысяч человек. Визенталь был не первым, кто этим занимался: первый «центр документации» был создан в Линце Мелехом Бакалчуком – но, судя по всему, тот интересовался больше историей, чем поиском преступников, да и пробыл в Линце довольно недолго.

Вначале Визенталю приходилось заниматься не только поиском военных преступников, но и выяснением судьбы их жертв – это был как бы один общий проект, – поскольку большинство беженцев прежде всего интересовала участь их пропавших родственников.

Пребывание в Биндермихле помогло многим беженцам поправить здоровье, но их психологическое состояние продолжало оставаться тяжелым. Их не отпускали воспоминания о пережитых ужасах, они пребывали в неведении относительно судьбы своих близких. Если бы они знали наверняка, что их родные погибли, то могли бы, по крайней мере, их оплакивать, но многие не ведали, что с ними сталось, и ничто не терзало их так сильно, как неизвестность. Они часами простаивали возле щитов с объявлениями, искали имена родных в списках Красного Креста и изобретали всякие самодеятельные способы поиска. «Кто-нибудь ее видел? Кто-нибудь ее знает?» – спрашивал один человек, показывая людям черно-белую фотографию женщины. Женщина была красива и, по-видимому, об этом знала, почему и сфотографировалась в соблазнительной позе. Ее звали Эдит-Катарина, она была из Будапешта.

По сути, в жизни беженцев это занятие было главным. Один из них, Леон Цельман, говорит, что в этом принимали участие все, и, когда кто-нибудь находил в списках имя сестры или получал открытку от дяди, все за него радовались. Однако разочарования каждому приходилось переживать в одиночку.

Визенталь рассказывает, что как-то раз один мужчина схватился с какой-то женщиной из-за списка с именами выживших. Он вырвал этот список у нее из рук, а она, в свою очередь, выхватила список у него, в результате чего тот порвался, но когда мужчина вгляделся в женщину внимательнее, то вдруг понял, что это его собственная жена, с которой он разлучился во время войны.

Истории, которые рассказывали беженцы, были душераздирающими. Например, в одном из заявлений, полученном Визенталем, говорилось: «В июле 1942 года учитель игры на скрипке Мозес Курцвайль и его сестра Гермина – евреи из города Просниц в Чехии – были доставлены в Терезиенштадт, и с тех пор от них не было ни слуху ни духу. Два письма и посылка с едой, посланные мной в лагерь, остались без ответа. Все их имущество – одежда, постельные принадлежности, мебель, драгоценности, посуда, дорогие музыкальные инструменты, включая две скрипки (одна из них кожаном футляре), виолончель, многочисленные дорогие ноты, скрипичные струны и другие музыкальные принадлежности, дорогие пуховые одеяла и многие другие вещи – было переписано, а затем конфисковано. С собой им разрешили взять только одно место весом не более десяти килограммов, включая одеяла. Прошу выяснить, что стало с двумя этими несчастными. Заранее вам признателен». Как и в сотнях других подобных случаях, Визенталь переслал это письмо в еврейскую общину Вены.

Чтобы выяснить судьбу тех или иных людей, он часто обращался в Красный Крест и различные правительственные учреждения, откуда ему регулярно приходили отрицательные ответы, сформулированные на сухом бюрократическом языке. Целая человеческая трагедия иногда укладывалась всего в одну строку: «Разыскиваемая в наших списках выживших не числится. С уважением…» Такой же ответ получил и сам Визенталь, когда послал в Красный Крест запрос о судьбе жены. Но в конце концов он ее нашел.

Благодаря фальшивым документам, которые раздобыл для нее муж и в которых она значилась как полячка, Циля Визенталь сумела добраться до Варшавы. Там она работала на немецком заводе, где делали радиоприемники. В августе 1944 года ее отправили в польский трудовой лагерь, где она пробыла примерно четыре недели, а в сентябре перевели в Германию на расположенный возле города Золингена завод по производству боеприпасов. Условия труда на заводе были очень тяжелыми. Циля подорвала там здоровье и до конца своих дней постоянно болела. Освободили ее недели за три до Визенталя, и она отправилась в Польшу его искать. Ей сказали, что он умер, но она все равно продолжала надеяться.

Романтическую историю своего воссоединения с женой Визенталь рассказывал не раз; это был один из лучших его рассказов. Он считал, что в Варшаве Циля погибла. Однажды в списках выживших он увидел имя знакомого зубного врача, которого знал еще по Бучачу. После войны тот проживал в Польше. Визенталь попросил его съездить в Варшаву и узнать о судьбе Цили. Знакомый выяснил, что она жива, и Визенталь был на седьмом небе от счастья. Используя свои американские связи, он выбил для нее въездную визу в Австрию и попросил какого-то человека съездить за ней. Посланец Визенталя лично Цилю не знал. Визенталь дал ему бумажку с ее адресом, однако на польской границе того охватил страх перед советскими агентами КГБ, и он эту бумажку уничтожил. В результате когда он приехал в Варшаву, то не знал, где Цилю искать, и повесил в еврейской общине объявление следующего содержания: Симон Визенталь просит свою жену встретиться со мной, чтобы я отвез ее к нему в Австрию. Однако по объявлению пришли сразу три женщины. Все они хотели воспользоваться этой возможностью, чтобы перебраться на запад. Посланник Визенталя не знал, кто из них настоящая Циля, поэтому выбрал самую красивую и привез ее в Линц. Но прежде чем показать ее Визенталю, он поднялся к нему в квартиру один, предупредил, что, возможно, женщина, которую он привез, не его жена, и сказал, что в таком случае возьмет ее себе. Визенталь вышел на улицу. Там стояла его Циля.

Им было много о чем друг другу рассказать. По словам Визенталя, когда они составили список родственников, которых потеряли за время войны, в нем оказалось восемьдесят девять имен. Мать Цили была арестована в Бучаче украинским полицаем, но, поскольку не могла идти достаточно быстро, тот ее пристрелил.