Франц топчется на месте с озабоченным видом, потом куда-то уходит. Я перехватываю взгляд Отто.

– Мне это не нравится, – хрипло говорит он.

Я хочу что-то ответить, но не делаю этого. А зачем? Что изменится?

Становится прохладно. Собака напилась и куда-то ушла. Зато возвратился Франц. Лицо как гранитная скала, фиг поймешь, о чем он думает.

Проходит минут двадцать, но Тиса все нет. Франц нервничает, поглядывая на часы.

– Надо идти вниз, – предлагает Отто, но Франц против.

Сверху сыплется щебень. Мы как по команде откатываемся в стороны, вскидываем оружие. Тихо.

– Сурок какой-нибудь, – предполагает Эфа.

Он смотрит на меня, и в ту же секунду его голова дергается будто от удара током. Затылок моего боевого товарища отваливается, как кусок штукатурки, и Эфа замертво падает на камни. Слышатся выстрелы.

Я останавливаю глаза на Франце. Его лицо расплывается в ледяной акульей ухмылке».

Две минуты Виктор, не отрываясь, глядел на строки. Его пальцы сжались, гелевая ручка хрустнула. Острый край разлома царапнул кожу между большим и указательным пальцем.

«Пожалуй, на сегодня хватит», – решил он, вздохнул, закрыл блокнот и взял в руки телефон, который только что пискнул, извещая о полученном сообщении.

В нем содержалась ссылка на какой-то сайт. Виктор включил планшет, вошел в Интернет и открыл нужную страницу.

Это были новости республиканской вещательной компании Дагестана.

«Сегодня ранним утром произошло ЧП в Каспийске. В одном из частных домов были обнаружены тела пятерых мужчин. При них находилось стрелковое оружие. Один из них опознан. Он ранее судим. Личности других устанавливаются».

«Пять человек, здоровых мужиков», – тупо повторял про себя Виктор, вновь и вновь перечитывая строки текста.

«Я сам этого желал, – подумал он, выключая планшет. – Да, так оно и было. Я хотел, чтобы мне дали спокойно жить и работать. То, что произошло, – закономерно. Как иначе? «Профсоюз» выполняет свои обязательства. Тем более что все они не ангелы. Боевики с оружием. Хабир, которого я ликвидировал, был враг. Он заслужил смерть. А его родня решила поиграть в кровную месть».

– Будь все проклято, – сказал Виктор вслух.

Боже, как ему все это надоело!

Пошатываясь, Виктор побрел на кухню. Он чувствовал себя дряхлым стариком. Виски сдавило острой болью. Он стиснул зубы, обхватил голову ладонями, потом выпил стакан воды и вернулся в комнату.

«Ненавижу все это».

Еще никогда в своей жизни он не жалел о том, что решил связать свою жизнь с «Профсоюзом».

Дверь в кабинет Артема приоткрылась. Адвокат поднял голову и улыбнулся, увидев Веронику.

– Можно?

– Конечно, входите.

Женщина тихонько проскользнула внутрь.

– Я буквально на пару минут. Приготовила для Димы небольшую посылку…

– Вероника, чай будете? – предложил адвокат.

Чуть помешкав, она согласилась, и Павлов распорядился принести чай.

– Не хочу бежать впереди паровоза, но мне представляется, что ваш брат должен скоро оказаться на свободе, – сказал адвокат.

В глазах Осокиной затеплилась надежда.

– Это правда?

– Уверен. Еще немного терпения.

– Вы виделись со следователем?

Павлов отодвинул в сторону кипу документов, освобождая место на столе, и раскрыл свой неизменный блокнот.

– Да. Правда, не могу сказать, что эта встреча оставила у него приятные воспоминания. Я просмотрел видеозапись с камеры, которая была установлена во дворе Ганакяна. Буквально за несколько часов до трагедии она перестала работать. Я отправил запрос в обслуживающую компанию. Официального ответа пока нет, но представитель фирмы на словах мне пояснил, что камера была повреждена. На записи виден некий мужчина в капюшоне. К сожалению, разглядеть его лицо невозможно.

– Вы думаете, это и есть злоумышленник?

– Скорее всего. Я дал задание своим помощникам побеседовать с жителями этого дома, – продолжал Артем. – Не сомневаюсь, что информация, нужная нам, обязательно появится. Взорвать машину и уйти незамеченным, не оставить после себя ни одной улики – это просто нереально. У меня большие сомнения в том, что оперативники тщательно отрабатывали этот район. Вряд ли они кого-то опрашивали. Ведь Дмитрия, можно сказать, преподнесли следствию на блюдечке. Поэтому у нас есть все шансы.

В кабинет вошла девушка-секретарь, неся поднос с чаем и пирожными.

– Благодарю, Инна, – сказал Павлов.

– Так в чем же наш плюс? – спросила Вероника, не вытерпев. – Что дает вам основания полагать, будто Диму отпустят?

– Не торопи события. Во-первых, ваши соседи дали показания, и они приобщены к делу, – произнес Артем, незаметно перейдя на «ты». – Два свидетеля – отличный аргумент в нашу пользу. Во-вторых, следователь сделал запрос в сотовую компанию, в результате чего версия Дмитрия подтвердилась. Он действительно все это время был на даче. Правда, господин Гнатюк выдвинул предположение, что твой брат мог оставить на даче телефон и с него звонил кто-то посторонний. Он также заявил, что Осокин мог поручить осуществить взрыв кому-то другому, а сам при этом находился за городом.

– Этот Гнатюк, он что, сошел с ума? Или во что бы то ни стало хочет засадить Диму? – спросила Вероника.

– Скорее второе, – со вздохом ответил Павлов. – Видишь ли, Вероника, если твоего брата отпустят, то получится, что следствие толком не работало и его держали в изоляторе незаконно. Кто будет возмещать ущерб, нанесенный Дмитрию, нести за все это ответственность? Правильно, следователь. Поверь мне, Гнатюк уже давно сам понял, что твой брат ни при чем, но у него просто нет иного выхода. Он будет гнуть свою линию до конца. Пока мы его не обложим, как волка, со всех сторон.

– Я понимаю, – ответила Вероника.

– Кроме того, Гнатюк наконец-то уразумел, что своей версией загнал себя в ловушку. Ведь если у Дмитрия есть сообщник, который непосредственно совершил взрыв, то его надо искать. Иначе дело остается нераскрытым и не может быть направлено в суд. А искать некого, потому что этого исполнителя нет в природе. В общем, данные по исходящим звонкам Дмитрия тоже приобщены к делу. Это тоже маленькая победа.

– Есть и в-третьих?

– Есть, – сказал Артем и глотнул чая. – Твой брат готов пройти обследование на полиграфе. Следователь против, но я уже подготовил жалобу в прокуратуру и сегодня утром лично отвез ее в приемную.

С губ женщины сорвался вздох.

– Мне почему-то кажется, что все это очень надолго, – устало произнесла она.