Или – вот. Шурик на прогулке в лесу все норовит говна пожрать или хоть потаскать во рту какую-нибудь тухлую рыбью голову, найденную на пепелище пикничка. А я, вместо исполненных смысла говна и рыбьей головы, подсовываю ему бессмысленную палочку. Обманываю его «духовной пищей», и он слушается и, несмотря на страстное желание неинтересную палочку закопать и снова приняться за всякую гнусную вонь, – он несет, по виду радостно, эту мною выданную палочку. Это и есть – духовное общение. Сговор. Мы оба обманываем друг друга. Я просто брезгую чисто физически и боюсь, к тому же, что он отравится, заразится, заболеет, а вид делаю, что палочка – это восторг, и я буду его любить за несение палочки. А он тоже идет на компромисс, чтобы не ссориться, а то вдруг «бабушка» рассердится, выгонит, отлучит от благополучной жизни. Душа в душу. Читай – ложь плюс ложь. Ради душевного спокойствия – основы телесного комфорта.

Вот возьмите сказку о рыбаке и рыбке. И не в меньшей степени – о бабке. Какая драма разыгрывается на троих! Кому в результате, когда «сказочке конец», – хуже всех? Первой приходит в голову, конечно, бабка. Ну, конечно, она же «осталась у разбитого корыта». Но, минуточку, так ли уж тяжел удар по этой самой бабке? Совсем не так. Он даже не намного тяжелее, чем хроническая психотравма бедняка, читающего по бедности какую-нибудь бесплатную рекламную газету и невольно проникающегося сдобными верованиями в целебные свойства всей рекламируемой продукции – от недвижимости в «экологически чистом» районе мегаполиса до средства от импотенции, переживая кратковременно видимость якобы возможностей, – ну точно как эта бабка. Даже немножко приходится беспокоиться каждую неделю, достаточно ли хороша стиральная машина «Занусси», наверно, все-таки «Аристон» потому и такая дорогая, что очень уж хорошая. Самоочищающиеся фильтры…

Ну вот, а что касается самой по себе бабки с ее душевными переживаниями – ну да – она пострадала от собственной жадности, неуемной алчности. Но, ей-богу, это не так больно, как кажется. В общем, проиграть из-за своего дурного со всех сторон поступка или свойства характера – неприятно, конечно, но не так больно, потому что у любого, даже плохого, но нормального человека есть очень большая и искренняя любовь к справедливости, и, несмотря на то, что справедливо – это когда наказаны другие, все-таки на втором плане личного краха это торжество справедливости, хоть оно тебе и не на руку, но, ей-богу – укрепляет как-то дух.

А с деда что взять? Он при любом раскладе – малодушная шестерка, тряпка, незлой, но абсолютно несамостоятельный человек. Скажут – иди делай добро, пойдет и сделает, скажут – говнись, он и это осилит не задумываясь. С ним тоже ничего нового и тяжелого не случилось. Он при любом режиме – орудие.

А вот какой головокружительный пируэт я вам предлагаю – хуже-то всего в результате – рыбке. Ну посудите сами. Она попала в сети. Естественно, взмолилась. Но не просто взывала к милосердию, великодушию и прочим добродетелям, в наличии которых она явно деда и не подозревает. Она же, во-первых, априори постановила, что он корыстен, и ПООБЕЩАЛА ему фактически – открытый счет, как говаривали про жизнь партийной элиты при совке. Дед же хоть и тряпка, но сам-то по себе человек не жестокий. Самое потрясающее место, кульминация – это то, что дед-то отпускает ее с миром БЕЗ ВСЯКОГО ВЫКУПА и без каких-либо предварительных условий. Другое дело, что потом он пошел-таки конечно же на поводу у бабки и т.д. и т.п. Но первым-то делом рыбка лажанулась, попалась и проявила цинизм, а также дала ответственное и серьезное обещание, а дед, напротив, проявил великодушие, милосердие и бескорыстие. Но беда в том, что все эти вещи – короткоживущие по своей природе. Это кинокартина или там рассказ может закончиться в любой удобный для этого момент. А в жизни – долго в великодушной позе не простоишь, ноги затекут. На милосердии с бескорыстием тоже долго не продержишься, поэтому если проявил их одноразово – и на том спасибо.

Далее, всем известно, пошли банальные дела. Бабка, растущие запросы. Дед похерил свое бескорыстие, превратился бесповоротно в безвольного пособника. Дед, конечно, позицию сдает. Вернее, он и был-то не столько бескорыстен, сколько безынициативен. Ну, типичный такой застарелый, заскорузлый алкаш, которому все по барабану. Но все-таки по барабану-то по барабану, но желательно без жертв. Ну, и обошлось же все-таки без рыбно-человеческих жертв, не следует об этом забывать. Пострадало главным образом воображение. Ну и бес с ним. Экзистенция деда не поколебалась.

А вот рыбка… Рыбка… Сделала ставку на циничное предположение, что дед корыстен, и потому пообещала ему бог знает что, а потом при испытании временем – взбеленилась не хуже бабки. Рассердилась и наказала. Взмолилась о помощи, пообещала, взялась, имела, кстати, достаточное могущество (а, между прочим, noblesse oblige), однако, обнаружив, что ее оседлали, разозлилась, похерила свое обещание и жестоко наказала. Сначала взмолилась, а потом – наказала. Каково? Вот где драма. А не в корыте, которое каким было, таким и осталось. Ну, и дальше что? Каково ей там, в море-окияне после всего? С сознанием своего, мягко выражаясь, несовершенства, своей претензии вершить Божий суд, играть людьми, обольщать, а потом попавшихся – наказывать. Я думаю, под золотом чешуи – там, в пучине морской, – ей очень скверно. Юркать в одиночестве со шлейфом из собственного дерьма (как, впрочем, любая хорошо всем знакомая аквариумная золотая рыбка) в глубинах моря-окияна – непонятно ради чего. Вероятно, ради свободы, которая, вероятно, и является главной героиней нашей сказки. Но эта тема еще необъятнее любого окияна.

Да, лучше быть отрицательным персонажем, чем так недотягивать до идеала.

Вот так-то – пытаться быть лучше, чем можешь.

Умирающая от рака старая собака дремлет на кресле и думает про себя: «Ну, я как человек перспективный…». И все в этой жизни почему-то – так. И почему-то надо, чтобы было так. Энергия заблуждения – это и есть потенциальная энергия, которой необходимо иметь хоть сколько-нибудь – даже для того, чтобы испустить дух.

Я в метро, когда сижу, с большим трудом себя пересиливаю, чтобы не заглядывать в чтиво своих соседей. Зрение-то мне пока еще позволяет читать, по крайней мере заголовки газетных статей, даже у сидящих напротив. Люди терпеть не могут, чтобы у них читали. Их одолевает прямо-таки острая брезгливость. И не так уж понятно, на чем она замешана. Вряд ли просто на жадности, мол, «сама купи и читай», хотя для некоторых и это вполне весомое соображение. Нет, тут, скорее всего, доминирует сто раз за день попранная чисто физическая потребность в личном суверенитете среди толп и толп большого города. Этакое биологическое желание очертить свою, пусть минимальную, территорию. Да собственно, и не в этом даже дело. Настроение у большинства не блеск. Я это очень живо себе представляю и не обижаюсь вовсе, когда от меня локтем стараются прикрыть текст или так сближают смежные страницы, чтобы только хозяину было видать, что там написано внутри. Нормально. Ничуть не более жестоко, чем тот воздух, которым мы все при этом дышим. И я уж перестала практически шарить глазами.