А надо заметить, что кафедра ВНД даже на общем мрачном и устрашающем фоне факультета выглядела достаточно зловеще. Ну, что все сотрудники были чокнутые, это ясно и так. Они даже вид имели такой специфический, что казались некой особой народностью: сросшиеся брови, шея с головой резко вперед, угрюмое лицо смотрит в пол. Ходили бесшумно, носили синие халаты, как пациенты психушки (этакий дурдом самообслуживания). А ихние студенты-аспиранты – какие-то кадыкастые растрепанные канатоходцы (пляска Витта?) – носили туда-сюда садки с несчастными кроликами без черепной коробки, с электродами в мозгу (теперь небось до более умных кошек добрались – прогресс науки!).

А в общем, все так, как обещали, и произошло. Нище-интеллигентная лаборантка закрыла нас на ключ в аудитории, раздала билеты и учебники и ушла то ли на час, то ли на два – давно это было, не помню. Отвечать мне пришлось старшей научной бесшумной даме со сросшимися бровями. После того, как она смогла убедиться, что я умею читать, воспринимать и запоминать прочитанное, а также говорить словами, для очистки собственной педагогической совести, как я теперь уже на своем опыте понимаю, она задала мне дополнительный вопрос. Ни на одной лекции я не была, прочла в учебнике только материал своего билета. Она спросила меня: «Что определяет уровень развития интеллекта?» Мне предстояло сделать открытие. Но вот чудо, мой мозг, моя ВНД не дали мне погибнуть. Совершенно неожиданно вспыхнуло на первый взгляд абсолютно постороннее воспоминание. Моя старшая сестра, когда училась в медицинском, очень любила, вернувшись с занятий, «все рассказывать». Вот один из ее рассказов я тут вдруг и вспомнила. В рамках курса гинекологии ей пришлось ассистировать на аборте. Привели бабищу, которая, по словам сестры, была просто настоящей, типичной свиньей, примитивным животным; когда полезли к ней туда (это была эпоха неблатных абортов без обезболивания и наркоза) с металлическим ломом, так называемым расширителем шеечного канала, по существу – орудием пытки, она испытала бурный оргазм. Медперсонал, видавший виды, и то обалдел. И вот сестра моя тогда «восхищалась» (то была к тому же еще и эпоха восторженных открытий в области несовершенства бытия), какая же это амеба! Баба, которая не различает, зачем к ней туда пожаловали. Сестра тогда многократно восторженно повторяла мне: «Представляешь, она – не дифференцирует!!!».

И тут я в озарении ответила без запинки: «По способности дифференцировать раздражители». И пролила бальзам на мрачную и загадочную высшую нервную деятельность преподавателя.

Потом то чудо местного значения, что случилось тогда со мной, это внезапное и невольное соединение давно забытой байки с «умным вопросом» на экзамене, в свою очередь, произвело на меня сильное впечатление. Я в каком-то смысле сняла шляпу перед собственной ВНД. По крайней мере, убедилась, что ВНД существует. Даже у меня лично. Я стала Свидетелем ВНД. Мои живущие самостоятельной жизнью мозги будто бы лежали передо мной в какой-нибудь чашке Петри и подобно наливному яблочку на серебряном блюдечке – сверкали своими неисследованными возможностями. Торжество науки? А так и хочется сказать: «Чудны дела Твои, Господи!».

Почему реклама вызывает неловкость? На первый взгляд кажется, что из-за вранья, откровенного, беспардонного вранья, похвальбы и прочих цирковых приемов. Но ведь иногда реклама бывает очень талантливой, остроумной, лаконичной, а еще иногда рекламируемый товар действительно весьма неплох. Нет, наше бедное дезориентированное нутро реагирует на другое, еще кое-как, прихрамывая и теряя сознание, наша древняя душа противится другому, не навязыванию барахла, а навязыванию – кайфа как цели существования. Ведь абсолютно всегда, в любой рекламе, нам предлагают не просто купить то-то и пользоваться тем-то, нас убеждают и заклинают, что сами мы хотим только посильнее испытать кайф, это, как бы, само собой разумеется, а ведь именно то, что в любом тексте само собой разумеется, и оказывает на самом деле эффект.

Действующее начало всей нашей цивилизационной парадигмы, извиняюсь за выражение, – это погоня за кайфом.

Его можно скромно переименовывать в комфорт, расслабление (па-асидели, ра-асслабились…) и прочие прелести и телесные радости, неуклонно якобы ведущие вверх по карьерной лестнице – к тому же! Все это так и делается, разумеется, но ведь интересно другое. Мы что же так подсели на кайф, начиная с какого-то, возможно финального этапа существования человечества, или это и есть изначальное, то самое, изначально доступное Зло? То есть, вкусить яблочко – это была погоня за кайфом, а не просто детское шаловливое ослушание, за каковое последующее наказание можно было бы счесть непомерным.

Похоже все-таки, что идеально было бы не продолжать упрямо пользоваться «обычным порошком», а просто не замечать этого пласта проблем. Нет, не то что бы вовсе не стирать и не замечать, что воняет, а не шибко сосредоточиваться на подробностях стирки. Беда-то в чем – в том, что ВРЕМЯ ОДНО – и на высокий смысл существования, если таковой искать или даже находить, и на стирку порток. Мне моя бывшая свекровь, Царство ей Небесное, она разговаривала только в поучительном тоне, но следует признать, что в весьма ограниченной обойме были очень глубокие мысли, так вот, она говорила: «Думать надо, когда посуду моешь». Лучше и короче не скажешь, тут и вся философия существования, и вся мораль. Ну, а с другой стороны, ужасно, даже как-то трагически надоело мыть посуду и, предельно напрягая зрение, выковыривать пальцами раскисшие остатки пищи вперемешку с кошачьей и собачьей шерстью из неуклюжего ситечка, вставленного в дырку кухонной раковины. И мысль о моечной машине, одном из самых чуждых сердцу из всех рекламируемых и недоступных товаров, мокро подбирается в голову вместо тех самых фундаментальных размышлений, которым следовало бы и когда-то удавалось предаваться в процессе мытья посуды. Что, тогда мойка меньше засорялась или голова была меньше засорена – вот в чем вопрос.

Вот. Как раз, коль мы такие идеалисты, все о душе, да о душе, – мы должны, обязаны признать, что душа бессмертна, вечна, и тогда поклоняться следует, как это и делается в действительности, вовсе не ей, она и так никуда не денется, – поклоняться следует телу. И душа, кстати, этим вполне занята. Душа обслуживает тело. Чудо – это как раз тело. Оно – дефицит, оно – чудо, оно дается нам один раз. Традиционное неуважение к материи на словах абсолютно лживо и несправедливо. Мы любим свое тело, жалеем его, и душа наша, в основном, и есть эта любовь. Только телу станет плохо по-настоящему, душа превращается в сиделку. Ее дело тазик подносить, когда вас тошнит. Не я хочу, не тело мое мне служит и помогает осуществлять мои желания, а совсем наоборот. И – не надо. Наша душа – это любовь к нашему телу и к окружающим телам, к окружающей природе. Наши охи и ахи все-таки – по поводу.

Когда тело страдает, вся душа-аптечка уходит на поддержание жизни в нем. Все силы духа уходят на то, чтобы встать на больные ноги, дойти до сортира, не упасть, стерпеть, справиться с весьма телесными задачами. Душа – служанка, без которой не обойтись. Если она отлетит, тело развалится вмиг. Если она схалтурит, смертельная опасность настигает почти сразу. Тело стареет, а все силы души уходят на его починку, заботу, уход.