– Немедленно сообщите генералу Кузнецову приказ. Используя ночное время, отвести к Острову все эшелоны, что стоят на станции, и войска под его командованием. Прикрываться сильными арьергардами, танкам действовать исключительно из засад – частям 163-й дивизии идти в Островский УР. А разведывательному батальону 118-й дивизии капитана Миронова немедленно выступить им навстречу, обеспечить отход к укрепрайону, ему подчинены подразделения 529-го мотострелкового полка с танковой ротой. Этот отряд должен драться даже в окружении, нападать на тыловые колонны немцев. Частям 24-го стрелкового корпуса выполнять приказ СЗФ и отступать к Пушкинским горам, последовательно прикрывая рубежи рек Лжа и Синия для обеспечения организованного отхода.

– А если немцы двинут 1-ю танковую дивизию ближе к югу, Николай Михайлович? Что будет…

– Не двинут, они рвутся захватить островские мосты. Это раз! От побед у них легкость необычайная в мыслях, головка закружилась, так что решат, что одной дивизии вполне достаточно. Это два! Ночь им нужна для отдыха, и нам нужно использовать ее для отрыва. Наша дивизия на колесах, несколько часов – и она будет в Острове, это три! Так что немедленно отправляйте приказ генералу Кузнецову, пусть отходит как можно быстрее, но организованно, не нужно, чтобы немцы ворвались в УР на плечах отступающих!

– Есть, – коротко отозвался Егоров, а Гловацкий углубился в изучение карты, напряженно размышляя.

«Даже если немцы отсекут 163-ю и разгромят ее, то можно смириться, памятуя, что то же самое случилось в этой реальности. Но даже такое станет в какой-то мере позитивным результатом – они задержат движение к УРу на несколько часов. Это дорогого стоит! Вот здесь четыре, но о том начальнику штаба знать не стоит», – Гловацкий повернул голову на скрип двери и увидел адъютанта прежнего комкора на пороге. Он не сделал никаких перестановок и оставил всех как есть на прежних должностях – легче самому привыкнуть, чем нарушать работу штабных в такой момент.

– Товарищ генерал-майор, прибыл начальник АБТУ фронта полковник Полубояров!

– Проси, – кивнул Николай Михайлович, поднялся из-за стола и пошел навстречу вошедшему в кабинет полковнику с эмблемами танка на черных петлицах, в запыленном кителе, по которому наспех провели щеткой. В глаза бросилась шеренга наград – точно как у него самого, только без советского ордена Красного Знамени, который был на генеральской форме прикреплен первым. Они крепко пожали друг другу руки и по знаку Гловацкого уселись на крепкие деревянные стулья со спинками. Николай Михайлович голосом радушного хозяина распорядился, глядя на адъютанта:

– Сообрази нам чаю, да покрепче его завари. И чем-нибудь перекусить, я вроде бы утром поел? Да, кажется, так.

Капитан молча кивнул, быстро вышел и тихо закрыл за собою дверь. А Гловацкий повернулся к танкисту, давая тому время на ознакомление и лишь потом направив на него выжидательный взгляд. Хоть звание у полковника меньше на ступень, но вот должность высокая, две недели назад мехкорпуса с генералами в определенном подчинении были.

– Вывел в расположение ваших войск, товарищ генерал-майор, части 12-го механизированного корпуса, над которым сам и принял командование после того, как генерал-майор Шестопалов пропал без вести.

– Потери большие, Павел Павлович? Да вы курите, я и сам закурю.

Новоявленные командиры корпусов извлекли по папиросе хозяйского «Казбека», дружно задымили.

– 12-го мехкорпуса фактически нет, потери просто огромные. От 202-й моторизованной вышло до трех тысяч человек, от двух танковых побольше, но вместе взятых. Фактически имеется сводный мотострелковый батальон с двумя танковыми ротами и артдивизионом из двух гаубичных и зенитной батарей. В тыловых подразделениях положение лучше, там и народу чуть больше осталось. Штабы и тыл только и остались, мехкорпус как боевая единица прекратил фактически существование. Нужно немедленно отводить к Порхову на переформирование. Пользы на фронте быть не может…

– Павел Павлович, вы слишком категоричны в суждении, – задумчиво протянул Гловацкий и усмехнулся. – Не все так плохо обстоит – есть штабы, получившие определенный боевой опыт, пусть и с негативным результатом. Но у нас недаром в народе говорят, что за одного битого двух небитых дают. Есть тыловые службы, тоже получившие определенный опыт и сумевшие худо-бедно обеспечить части топливом и боеприпасами в тяжелых условиях полного господства вражеской авиации. Осталось влить в них танковые и мотострелковые подразделения, артиллерию и саперов, дать пару-тройку дней на сколачивание уже боеспособных частей, и можно снова использовать их на фронте. Так что отвод в тыл, на мой взгляд, нецелесообразен.

Николай Михайлович говорил спокойно и размеренно, словно бывалый врач, что режет правду в глаза пациенту: «Умрете вы, голубчик, через пару месяцев, но если будете принимать вот эти пилюли, то год-другой, может, и протянете». Сам искоса смотрел на танкиста – тот вначале не скрывал своего удивления, но потом стал подозрительно посматривать на него нехорошим взглядом, как взирают на умалишенного. С нескрываемой ехидцей в голосе Полубояров осведомился:

– Где мне взять эти готовые, боеспособные батальоны, роты и батареи, новые танки, наконец, Николай Михайлович?

– Они у вас под рукою, только нужно грамотно ими воспользоваться и не потерять время. Видите ли, я говорил и с прежним начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Кленовым, и с очевидцами приграничных боев с немцами, и у меня сложилось определенное мнение.

– Какое, позвольте спросить?

– Скажите, почему механизированные корпуса не остановили немцев своими контрударами из глубины? Можно ли воевать такими большими, я не говорю мощными, соединениями в условиях господства вражеской авиации? Часто ли наши танки, пехота и артиллерия взаимодействовали на поле боя? А противник? Ответ на эти вопросы и даст понимание того, почему не следует отводить 12-й мехкорпус в тыл на переформирование.

– Хм, тут однозначного ответа нет, да и быть не может. – Полубояров серьезно задумался. – На своем опыте скажу – воевать в условиях господства вражеской авиации крайне трудно, однако потери в танках от налетов очень незначительные. Главной целью налетов бомбардировщиков и истребителей являлись транспортные колонны, заправлять танки приходилось по ночам, планы, сроки атак этим безжалостно срывались, что приносило неразбериху. Мы часто теряли управление своими частями, от налетов сильно страдали, приходилось прятаться от них в лесах. Потому дивизии наших мехкорпусов контратаковали вразнобой – танки стояли без топлива, заправить сразу все части невозможно, только по очереди. Взаимодействие плохое, танки часто шли вперед без поддержки даже собственной мотопехоты и артиллерии, несли большие потери, ничем не оправданные.

– Почему, Павел Павлович?

– Общевойсковые командующие просто раздергивают дивизии чуть ли не побатальонно, стараясь заткнуть все дырки во фронте. Так на второй день выдернули из 28-й танковой мотострелковый полк и с курсантами Рижского училища бросили на Лиепаю, где их и растрепали немцы. И все напрасно, а Черняховский остался с одними лишь танками. Как ими без пехоты и взятые у противника позиции, и свои собственные удерживать?