– Мне тоже не по себе, – печально ответил он, заводя машину.

Дома, в прихожей, мы наткнулись на пустой Евусин матрасик. Я почувствовала себя предателем.

– Ты не сделала ничего плохого, – успокаивал Леша, – у тебя был план по спасению собаки из приюта и ты его выполнила. Собака дома. Не переживай. Скоро ты от нее отвыкнешь.

Та работа, которую я на протяжение всех съемок вела в Сети, оказалась очень полезной. Вокруг проекта собрались люди, переживающие за животных, помогающие им или просто интересующиеся собачьей темой. Мои подписчики с нетерпением ждали каждого нового ролика, фотографий со съемочной площадки и новых историй из приюта.

Когда я рассказала, что собираюсь снять счастливый финал истории Баунти и Захары, люди откликнулись с новой силой. За несколько дней были собраны средства на киноэкспедицию. Мне удалось взять билеты в соседнее с Мариной купе.

Я впервые уезжала из Москвы, не думая о городе, в который отправлюсь, не воспринимая поездку как путешествие, не ожидая увидеть новое – все мои мысли были только о съемке. И неважно, где будут происходить события – в Санкт-Петербурге, Нью-Йорке, да хоть на Марсе, – лишь бы они происходили, лишь бы из них сложилось кино.

Никакого сценария – только план. Вечером встречаемся с Мариной на вокзале, садимся с собаками в поезд, ночью пишем интервью, в Питере нас встречают новые хозяева Баунти и Захары и отвозят в загородный дом.

* * *

Марину было видно издалека. Длинноволосая блондинка с двумя большими собаками на поводках стояла посреди зала ожидания. Эти необычные пассажиры привлекали внимание приезжающих и уезжающих. Дети стремились погладить собак, взрослые фотографировали, некоторые подходили и расспрашивали: как зовут собачек, куда едете, кусаются или добрые?

Марина с трудом это терпела, и когда объявили посадку на наш поезд, с облегчением устремилась на платформу, держа собак накоротке. Проводница проверила билеты, собачьи документы и разрешила пройти в вагон. Так началась наша съемочная ночь.

Мы с Лешей и звукорежиссером расположились в купе, расчехлили технику и пообещав попутчику, молодому мужчине, что мешать не будем, ушли к Марине, Баунти и Захаре.

Через пару минут поезд плавно тронулся. Поплыли за окнами вокзальные фонари, яркие окна многоэтажек, промчались освещенные проспекты, улицы и очень скоро пейзаж стал монотонным – лесная темнота, кое-где разрезанная железнодорожными светильниками.

Баунти сидела у окна – не то всматриваясь в даль, пытаясь поймать взглядом пролетающие лучи, не то фокусируясь на нашем отражении в стекле. Она то и дело нервно облизывалась и вздыхала. Марина села рядом, приобняла, потрепала пушистую гриву и сказала:

– Смотри, сколько снега! За восемьсот километров будешь теперь от меня. Станешь валяться в чистом пушистом снегу, про приют забудешь. Только меня не забывай.

А Захара заняла почти всю полку – устало развалилась и дремала, то и дело приподнимая одно веко в ответ на наши движения. Глубоко заснуть ей не позволяли необычность ситуации и беспокойство.

Я погрузилась в свой блокнот с вопросами для интервью. Леша снимал собак и Марину, в паузах проклиная тесноту купе, слабое освещение в вагоне и окно в котором все мы невыгодно для построения кадра отражались. Но вот проводница принесла чай, и как будто благодаря этим стаканам в металлических подстаканниках все встало на свои места: Марина повеселела, собаки успокоились, я определилась, с чего начать беседу, а Леша нашел оптимальную точку для съемки.

У нас было достаточно времени, поэтому я много расспрашивала, а Марина подробно отвечала. Оказалось, что за несколько лет она пристроила более ста приютских собак, подброшенных щенков и найденных кошек. Я слушала ее и снова пыталась понять: это Марина не такая, как все, или все не такие, как Марина? Кто из нас ненормальный?

Марина рассказывала о своем детстве, о том, что у них в семье всегда были собаки и она просто не знает, как относиться к животным иначе.

– Говорят, что собак заводят одинокие несчастные люди, которым некому отдать свою любовь, не к кому привязаться, – начала я – а собаку очень легко любить, она всегда ответит взаимностью. Как ты думаешь, есть в этом хоть доля правды?

Марина звонко рассмеялась, на щеках появились ямочки. Захара от неожиданного звука открыла глаза и вопросительно повернула морду.

– У меня есть любимый мужчина, у меня самые любимые и самые любящие родители, много друзей и добрых знакомых, с которыми, кстати, я познакомилась в приюте.

Марина остановилась, выдохнула, будто сбросила с плеч тяжелый мешок и решила дальше его не нести, пойти налегке. Но я ее снова озадачила вопросом:

– Почему ты и твои подруги ездят в приют, а никто больше не ездит? Сколько людей вокруг, и все идут по своим делам – на работу, в гости, за молоком, за хлебом, – никто из них не едет в Питер с собаками, только ты одна!

– Думаешь, мы все ненормальные? – иронично спросила Марина.

– Я так не думаю, – сконфузилась я, – просто…

– Многие так думают. Но пойми, это всего лишь хобби. Тебе же не приходит в голову считать сумасшедшими тех, кто сажает огород на даче, или бегает по утрам в парке, или печет кексы. Так почему же мы ненормальные? У нас есть увлечение, которому мы отдаем свои силы, время и даже деньги. Это хобби, Вика. Хобби, от которого мы получаем удовлетворение, удовольствие, радость. Помогая собакам, мы становимся счастливее.

– А что ты отвечаешь тем, кто считает, что помогать надо не собакам, а детям в детских домах?

– О! Я очень часто сталкиваюсь с такими рассуждениями. Этим людям невозможно ничего ни объяснить, ни доказать. Как правило, никто из них не помог ни одному ребенку, они только рассуждать горазды. Конечно, детей жалко. Но у детей есть государство, которое хоть как‐то о них заботится. Они не умирают с голоду и не ночуют раздетыми на улице в тридцатиградусный мороз. Да, им никогда не восполнить родительские тепло и любовь, но у них есть крыша над головой.