– Мне кажется, ты очень много разговариваешь.

– Факт, – усмехнулся дивный, и вновь впился в мои губы поцелуем, на этот раз жарким как лесной пожар. И таким же опасным, таким же воспламеняющим… у Алама действительно было много общего с этой стихией. Он еще не касался, а я воспламенялась лишь от накала воздуха между нами.

После долгого поцелуя я попыталась занять ведущую роль, и мне даже милостиво позволили это сделать.

Он так смотрел… с исступленным предвкушением, следовал за моими робкими руками своими ладонями и нажатием подсказывал, где и как нужно его трогать.

И мне нравилось, богиня, как же мне нравилось это делать!

Алам казался зверем, который добровольно отдал себя на изучение в мои загребущие ручонки и очевидно сдерживался изо всех сил, чтобы позволить мне хоть чуть-чуть изучить его тело. Судя по сдавленному рыку и исполосованному когтями покрывалу – давалось это сложно.

И я как зачарованная наблюдала за напрягшимися на сильном торсе мышцами.

– Бессовестная, – с длинным стоном выдохнул Янтарный, когда я наклонилась и лизнула бешено бьющуюся жилку на его шее. – Хватит, потом наиграешься. Я в твоем распоряжении, уж поверь.

Мир вновь перевернулся, я оказалась на спине… а потом пропала вместе со своим несчастным разумом, что из последних сил пытался не дать мне рухнуть спелым яблоком к ногам привыкшего к победам высшего.

Я растворялась… в касаниях, в поцелуях, в то жестких, то нежных руках.

В его движениях, которые сначала несли с собой боль, а после такое невероятное наслаждение, что я, казалось, ослепла, на какое-то мгновение. Настолько ярко взрывались звезды…

В общем – расставание с девственностью оказалось крайне зажигательным процессом. Я бы повторила.

* * *

Сознание возвращалось медленно и рывками. Сначала я осознала, что лежу, свернувшись клубочком, устроив голову на груди Алама, который перебирает мои волосы одной рукой, а другой лениво чертит узоры на спине.

– Так замуж-то согласна? – спросил этот невозможный мужчина, заправляя мне за ухо прядку волос.

Я попыталась подумать об этом, но не получалось. Кажется, вообще ни единой мысли не осталось в голове. Хотя нет… Одну все же нашла, колючую и сейчас совсем неуместную.

Я больше не особенная фейри. Теперь я самая обычная…

– Давай сначала расколдуем Заповедник, – попросила я, утыкаясь в широкую грудь и устало смеживая ресницы. – А потом я подумаю…

Янтарный хмыкнул, и выражение нежности на его лице исчезло. Сменилось другим, уже давно мне знакомым.

Он смотрел так, словно собирался сказать какую-то гадость.

– Алам?..

– Уже, – произнес он. Самым что ни на есть нейтральным тоном.

– Что – уже? – переспросила я, отмахиваясь от страшного подозрения. Ведь не может же быть, чтобы…

Нет.

Я не хочу так!

– Заповедник уже расколдован.

– Каким образом?

Мне не дали отодвинуться.

– Условие было практически невыполнимым. Лишить девственности фейри. На территории Заповедника. Простенько и изящно, правда?

Вставил, значит, ключ в замочную скважину.

И покрутил… далеко не четыре раза!

Я рванулась из крепких объятий, но безуспешно. А слез сдержать не сумела.

– Ула, не надо думать дурного!

Слезы текли ручьями, и сумасшедший высший сцеловывал их между словами.

– Малышка… Ну не плачь… Все эти условия… такие условности! Ула, прекрати! Я по-прежнему собираюсь на тебе жениться!

– Да ни за что! – выкрикнула я, опять выдираясь из его рук.

Отпустил.

Я вскочила и кинулась к своим грязным штанам. Где же рубашка? Куда мы ее закинули? Зачем?

Зачем все вот так!

– Козочка моя, ну ты же разумная! Ты же такая практичная! – взывал с постели дивный гад. – Опомнись уже! Я зову тебя замуж!

– Ты меня опять использовал!

Я наконец нашла рубашку, кое-как застегнулась, топнув, вернула себе копытца и кинулась к дверям.

А за ними…

За ними был прекрасный сид, залитый солнечным светом. Уютный, чистый, прекрасный – и живой! Я ощутила это всей душой, всем сердцем, всей сутью.

И еще… еще этот сид был каким-то родным. Будто бы моим собственным. Наверное, мерещится от такого контраста.

Ошеломленная этим странным, невозможным чувством, я не сразу заметила, что по лестнице поднимается высокий мужчина в длинной зеленой мантии.

Высший лорд. Только слишком… высший.

Я ойкнула и присела в низком реверансе.

– Приветствую новую хозяйку Заповедника Розовых Единорогов! – звучно и весело сказал мне король Благого Двора.

Самым красивым местом в сиде была огромная гостиная на первом этаже. И мне очень нравилось, что она нисколько не напоминает стандартную красу в зале Тернового рыцаря. Как-то здесь было… по-домашнему, хоть и просторно.

Гостиная делилась на зоны. Вот каминная, с двумя мягкими даже на вид диванчиками и низким столиком. Вот обеденная, а там что-то вроде мастерской – длинное каменное подобие верстака, открытые полки со всякой всячиной. Похоже, бывший хозяин сида делал артефакты… А вот библиотечная зона, с длинным книжным шкафом и креслами, на подголовниках которых вделаны удобные светильники, а подлокотники такие широкие, что можно поставить чернильницу. При этом я не сомневалась, что в сиде есть и отдельная библиотека.

Окно занимало всю стену. Широкий подоконник – хоть спать на него ложись, легкие, полупрозрачные сиреневые шторы.

Около подоконника, опираясь плечом на распахнутую створку, стоял Оберон и неотрывно смотрел на прекрасный пейзаж. То ли любовался парой единорогов на берегу крохотного озера, обрамленного розовыми кустами, то ли смотрел, как на могучем остролисте скачут, вереща, белки.

Как по мне – белки были интереснее. Розовые лошадки, конечно, умиляли своим изяществом, но как-то чересчур печалились, судя по позам. А ведь им бы радоваться сейчас, а не вытирать друг другу слезы. Впрочем, смотрелось это забавно – потому что делали они это носами.

– Ничего не меняется, – сказал вдруг король Благого Двора, наконец-то нарушая изрядно затянувшееся молчание. – И это прекрасно.

– Разумеется, ваше величество, – откликнулся Аламбер, давно и прочно прилипший к полкам около каменного верстака. Вот ничуть не удивлюсь, если оттуда уже много чего перекочевало в его бездонные карманы. Навстречу королю он вышел уже полностью одетым.

– И я бы не хотел видеть здесь перемены, – возвестил Оберон, поворачиваясь ко мне.