Лена не стала добавлять, что Седых – отец ее ребенка. Об этом, правда, придется сказать Туманову, а Равилю знать совсем необязательно, хотя Лена ему доверяла и считала своим другом. Но личное дело – оно и есть личное. Кильдееву также не следовало знать, почему она сама побуждала Веру рассказывать про Славика: Лена интересовалась судьбой своего первого мужчины и отца Вовчика. Она ведь до сих пор не могла его забыть…

Равиль вытащил из кармана блокнот и вопросительно взглянул на Лену.

– Фамилия?

– Седых Святослав Алексеевич.

Кильдеев на мгновение словно окаменел. Потом разразился семиэтажным. Лена ничего не понимала. У нее промелькнула мысль: а может, Равиль знает, что Святослав – отец Вовчика, и теперь каким-то образом заподозрит и ее в причастности к…

– Тебе Туман не говорил про фамилии из записной книжки? – спросил Равиль. – И я, кажется, забыл.

– Из какой записной книжки? – не поняла Лена.

– Из электронной. Юханссона. Мы же по тем телефонам и именам многое откопали.

Лена молча смотрела на Равиля. Она не знала, что и думать.

– Вы мне вообще не говорили, что с ней уже разобрались, – сказала она наконец. – В чем дело, Равиль?

– Кроме тумановских – тут я и тебя имею в виду, – в записной книжке Юханссона значились два питерских телефона, вернее, телефоны двоих людей из нашего прекрасного города на Неве – Жировецкого и Седых. Только без фамилий, а просто Паша и Слава.

Лена тихонько присвистнула.

«Только этого мне не хватало», – подумала она.

Проводив Равиля, Лена уложила сына спать и отправилась на кухню к поджидавшей ее тете Люсе. Людмила Ивановна горела желанием услышать рассказ любимой племянницы о том, как прошел вечер. Жизнь тети Люси крутилась вокруг Лены и Вовчика, они являлись центром ее Вселенной. Тетушка знала практически все о похождениях племянницы – та часто с ней советовалась или просто выговаривалась, когда становилось невмоготу после общения с очередным клиентом. И далеко не все в жизни Лены тетя Люся одобряла.

Наливая себе чаю, тетя поинтересовалась, что представляет собой Вера Григорьевна.

– Я же тебе уже вчера вечером рассказывала, – напомнила Лена.

– Сегодня-то ты, наверное, много нового узнала. А Вера Григорьевна, как я догадываюсь, личность колоритная.

– Да уж, – покачала головой Лена.

Тетя Люся ждала. Наконец Лена заговорила – поведала о бурной молодости своей новой знакомой и о не менее бурной нынешней жизни.

Когда Лена перешла к самому щекотливому моменту, Людмила Ивановна раскрыла от удивления рот. Значит, этот самый Святослав Седых, с которым она так ни разу в жизни и не встретилась и заочно ненавидела, снова всплыл в жизни ее племянницы.

– Да не всплыл он еще, – возразила Лена.

Но интуиция подсказывала ей, что скоро они снова встретятся. А интуиция Лену обычно не обманывала…

Она вздохнула, встала из-за стола, сходила в большую комнату и вернулась с початой бутылкой коньяка и двумя рюмками.

– Опять пить? – спросила тетя Люся. – С твоей-то наследственностью?

Лена отмахнулась.

– Раз до сих пор не спилась, то уже не сопьюсь.

– Не зарекайся, – нахмурилась тетушка.

Лена молча разлила коньяк, посмотрела прямо в глаза тете Люсе и призналась:

– Знала бы ты, как мне сейчас тошно. И не могу объяснить, почему именно. С одной стороны…

Лена выпила рюмку коньяка и разрыдалась.

Людмила Ивановна вскочила с табуретки, бросилась к племяннице и прижала ее голову к своей груди. Лену сотрясали рыдания.

– Ты любишь его, что ли, до сих пор? – догадалась тетя Люся.

Лена утерла слезы и подняла голову.

Она не знала. Даже самой себе не могла бы ответить честно. Просто не знала – и все. Не представляла, как бы отреагировала, если бы они теперь встретились. Ведь после Славки она словно заморозила себя. Его любила. А после него ни к одному мужчине никаких чувств не испытывала. Затоптала это в себе. Вернее, он в ней затоптал. Конечно, она кого-то уважает, на кого-то смотрит, как смотрела бы на отца или на старшего друга, например на Ивана Денисовича. Ее окружают интересные мужчины, но… Она не в силах влюбиться.

– Да, Славик хорошо постарался, – заметила тетя Люся.

Лена налила себе еще коньяку. Тетя Люся снова опустилась на табуретку и взяла свою рюмку.

– Давай за решение всех твоих проблем, дочка. Ты Равилю про него сказала? – неожиданно спросила Людмила Ивановна.

– Не все.

Тетя Люся ждала продолжения. Лена объяснила, что Равилю незачем знать про ее прошлые отношения с Седых, но умолчать о нем она просто не могла. И тут же подумала о том, что он наверняка замешан в этой истории – его телефоны не просто так оказались в записной книжке шведа.

– Но шефу придется все рассказать, – добавила Лена. – Вернее, напомнить. Если он сам уже не вспомнил, кто отец Вовчика.

– Когда собираешься ему звонить? – спросила тетя Люся.

Лена немного подумала и поднялась с табуретки.

– А прямо сейчас, – сказала она.

* * *

Валентин Петрович еще не слышал последнего отчета Равиля: они договорились на утро. Татарин поехал к Игорю – сверять полученную информацию.

Лена сказала Туманову, что не хотела бы, чтобы кто-то знал о ее прошлых отношениях с Седых. Незачем. И сама не хотела бы встречаться со Славиком… если возможно. И работать с ним.

Туманов на другом конце провода молчал.

– У вас были другие планы?

– Пока я ничего еще не планировал, моя милая. Но я это учту. Только в крайнем случае… сама понимаешь.

– Понимаю, – с грустью ответила Лена.

– Ну что ты в таком миноре, мать? Коньячку выпей для бодрости.

– Уже выпила, – улыбнулась Лена.

– Еще рюмашку прими – и баиньки. Утро вечера мудренее. Завтра отдыхай. В понедельник давай в «Сапфир», датчанами будем заниматься. А с этим делом посмотрим… Послушаем, что Татарин с Игорем раскопают, а там видно будет. Не заводись раньше времени. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Лена повесила трубку и отправилась спать.

* * *

Равиль в это время сидел у Игоря Серафимовича и слушал, что успели за день раскопать подотчетные им ребята.

У Сергея Викторовича Куприянова имелась единственная дочь от первого брака, которой теперь было девятнадцать лет. Сейчас он состоял во втором браке и жил с новой женой и ее сыном.

Куприянов развелся с мамой Юли четыре года назад, когда дочь была уже взрослой девочкой. Развод родителей серьезно повлиял на нее. Наверное, свою роль сыграла проводимая мамой политика. Мама утверждала, что Юлин папа – последняя сволочь, бросил их, ну и так далее и тому подобное. Маме удалось внушить Юле, что папе она совсем не нужна, что, кстати, не соответствовало действительности. Папа постоянно делал попытки встретиться с дочерью, но если нарывался на бывшую жену, то получал грубый отпор; а если все-таки трубку снимала дочь, то и она отказывалась встретиться с отцом, видимо, не желая расстраивать мать.