Войта надменно и недоверчиво смерил Болеслава взглядом, выдернул из его руки плеть, раздраженный тем, что какой-то деревенщина отвлек его от важного дела: Войта как раз намеревался хлебнуть крепкого доброго пива, которое ему принесла неровно к нему дышащая молодая дородная кухарка, стянувшая немалый бурдюк с княжеской кухни. Кухарка надеялась на немедленную благодарность старшего конюшего, но появление селянина нарушило все их планы. Раздосадованная девушка в сердцах убежала с конюшни, а Войта пытался запихнуть бурдюк ногой за мешок с прошлогодним овсом.

– Что ты за гусь, что сама княжна, госпожа наша, указала мне найти тебе место при ее добром коне? – неласково заговорил конюший.

– Господин старший конюший, зовут меня Болеславом, я родом из северных земель, с детства имею дело с лошадьми, могу сам подковать норовистого жеребца, работал с кузнецами, умею много чего, – сказал, поклонившись, юноша.

– С упряжью дело имел? – деловито осведомился Войта, немного смягчившись. Он был, в общем, незлобливым, но уж очень любил припасть к бурдюку с хозяйской кухни, а напившись, становился сварливым, как старая карга.

– Да, господин старший конюший, имел. И для повозки, и для пахоты, и для езды верхом, – оживленно перечислял Болеслав, довольный тем, что годы работы в селении не прошли даром.

Войта давно нуждался в умелом помощнике. Рядовые конюшие неплохо управлялись со своей работой, но у них не горели глаза, как у этого парня. Нужно дать ему испытание, а то уж очень складно говорит.

– Послушай, умелец, стреножь-ка вон того забияку, который буянит уже всё утро. Что за муха его укусила?! – Старший конюший толстым пальцем указал на огромного гнедого жеребца, который фыркал и бился в загоне, уже изрядно поранившись о бревна ограждения и свирепея от этого еще больше.

Болеслав покачал головой, закатал рукава холщовой рубахи и решительно зашагал к загону. Войта сел на мешок и вытащил бурдюк. Уж теперь времени у него достаточно, потом нужно будет достать покалеченного и затоптанного новичка, если сам не выскочит. Гнедой был самым норовистым и неспокойным среди княжьих скакунов, давеча скинул брата князя Теслава наземь, да так больно, что князь в сердцах повелел прирезать коня. Но старший конюший пожалел.

Он отвлекся на бурдюк с добрым напитком, приложился, причмокнул и повернул голову в сторону загона с гнедым. И не поверил своим глазам. Новичок стоял рядом с успокоившимся конем, гладил ему шею и что-то нашептывал на ухо. Конь косил глаза на юношу и время от времени взмахивал хвостом, не проявляя никакого беспокойства, хотя совсем недавно бывалый конюший не решался даже подойти к загону.

Войта помотал головой, протер глаза, да только и смог протянуть:

– Эвон как! Малый знает толк в лошадях!

Болеслав медленно стреножил совершенно успокоившегося скакуна, потрепал его по холке, что-то еще раз шепнул в ухо и подошел к Войте.

– Вот, господин старший конюший, принимайте работу!

– Скажи, парень, ты колдун? О чем ты говорил с гнедым? – конюший до сих пор протирал глаза.

– Простите, господин старший конюший, я просто с детства пас табун нашего рода, знаю лошадиные повадки, никакой я не колдун!

– Ладно, верю, верю. Будешь полезен здесь, а то устал я этим бестолковым дурням объяснять, как готовить коней к большой охоте, – проворчал Войта, указав рукой в сторону возящихся с сеном помощников. – Госпожа велела приставить тебя к ее скакуну Крону, но ты мне будешь нужен и здесь. Через четыре дня большая княжья охота, и мы должны хорошенько подготовиться.

10

Любомира села на тюфяк. Ничего не болело, но чувствовала она себя странно. Всё как во сне. Предметы вокруг казались расплывчатыми, немного кружилась голова.

«Любомирааааа…» Девушка вздрогнула и обернулась. Никого. Кто-то опять прошептал: «Любомиииирааааа…» Опять никого. Она схватилась руками за голову от резкого приступа боли, которая тут же прошла. Головокружение тоже прекратилось. Жажда. Сильная жажда, очень хочется пить. Девушка, пошатываясь, подошла к бочке с водой, схватила черпак и принялась жадно пить. Допив, она отбросила черпак, немного постояла, и только тут осознала, что делает всё обеими руками. С удивлением девушка посмотрела на свою сухую ручку, которая ничуть не изменилась, но теперь она ее чувствовала, пальцы работали, сгибались и разгибались так же, как на здоровой.

«Никому не показывай, никому…» – опять кто-то зашептал ей прямо в ухо. Девушка в панике отскочила от бочки и испуганно осмотрелась. Опять никого.

– Кто ты?! Выйди, покажись! – закричала Любомира. Никто не ответил.

Она подбежала к столу, схватила нож, который отец выковал ей в подарок, выставила его вперед в здоровой руке и начала кружиться на одном месте, пытаясь высмотреть шепчущего.

«Уймись, Любомира, тишшшшеее» Девушка опять резко развернулась, сделав выпад ножом, но снова никого не увидела.

От страха и беспомощности она заплакала, ноги подкосились, и Любомира осела на земляной пол.

«Я твой друг, ты не должна меня бояться, ты должна верить мне…»

Девушка замахала руками, как бы отгоняя назойливые слова.

«Я твой самый лучший друг, я оживил твою руку, но ты никому не должна рассказывать обо мне…»

«Никому не показывай свою новую руку, храни нашу тайну…»

«Ты больше не будешь страдать, я буду тебя защищать, мы теперь вместе…»

Шепот окружал Любомиру со всех сторон, она зажала уши и зажмурилась, но от этого голос стал только громче и внятнее.

«Мы вместе, теперь я есть у тебя, я тебе помогу, ты не будешь больше страдать…»

– Ну кто же ты, где ты, почему я тебя не вижу, если ты друг? – сквозь слезы прошептала измученная девушка, совсем сбитая с толку.

«Ты слышишь меня, я говорю с тобой, потому что хочу тебе добра, как ты заслуживаешь…»

«Ты получишь то, что ты хочешь, только верь мне и слушайся, я желаю тебе добра…»

Потерявшая силы Любомира больше не сопротивлялась голосу, и он заговорил быстрее.

«Ты должна получить то, что ты хочешь, то, что тебе должно принадлежать. Болеслав будет твоим, обещаю, он будет только твоим, я подскажу как…»

– Да, да, – слабым голосом простонала девушка, – он мой, только мой.

«Он твой, только твой… – вторил голос. – Я помогу тебе, только слушай меня, делай, как я говорю…»

Любомира начала раскачиваться из стороны в сторону, повторяя: «Да, да, да», – и крепнущий голос в ее голове отзывался: «Да… да…»

Когда кузнец вошел в хижину и увидел дочь живой, то был вне себя от счастья. Однако радость тут же сменилась тревогой: Любомира не видела и не слышала его.

Лагерь Вальдемара Датского11

– Собирайся, сын мой, только не бери с собой более десяти воинов. А то руяне решат, что ты приехал не на охоту, а хочешь захватить их остров. Нам ни к чему проблемы раньше времени, – архиепископ Абсалон мягко, но настойчиво торопил Харлунда, который нарочно медлил, выказывая пассивное сопротивление воле дяди и священника.