Они с Ривом сидели за кухонным столом, документы лежали перед ними. Воздух потрескивал от напряжения.

— Ты должна была рассказать мне, — сказал Рив, когда она искала свою расческу.

— О чем? — Ками редко что-то от него скрывала, так что не могла себе представить…

— Что между вами что-то произошло. В Уистлере.

Ее сердце резко рухнуло в пятки. Она посмотрела на Данте.

— С какой стати ты ему рассказал?

— Он спросил.

— Да почему?… — Она бросила взгляд на своего брата, начинающего врача.

Он посмотрел на нее в ответ. Ками догадалась, что он вспомнил то утро, когда с беспокойством спросил: «Тебя снова вырвало?»

— Он отклонял твои переводы, — резко вставил Рив. — Я не мог понять почему.

Замечательно. Теперь он знал, как низко она пала.

— У меня есть право на личную жизнь, — пробормотала Ками, копаясь в сумке в поисках крема для рук.

— Ками, — произнес Рив и дождался, когда она посмотрит на него. — Нам это не нужно. — Он ткнул указательным пальцем в газету, лежавшую на столе перед ним. — Что бы ты себе ни напридумывала, ты ничего ему не должна. Теперь, когда мы больше не обязаны выплачивать долг, перед нами открыто столько возможностей. Я возьму академический отпуск в университете, если надо. Мы что-нибудь придумаем. Мы справимся.

Ками была так признательна ему в этот момент.

— Спасибо тебе, — судорожно сглотнула Ками. — Но… Мне пора идти. Ради папы.

Она старалась не думать об этом, но, как только произнесла эти слова вслух, Ками поняла, как сильно хотела, чтобы имя их отца было очищено.

— Тогда, пожалуй, пойду я, — хмуро ответил Рив.

— Нет, — запротестовала Ками. — Я пойду. — Ей все же надо думать о ребенке. Ее и Данте.

Она не могла смотреть на него. Ее руки дрожали, когда она начала собираться.

Данте держал себя в руках, пока ждал Ками. Когда он наконец увидел ее, его мир рухнул, совсем как стаканы с ее подноса. Она была такой же красивой, естественной и сладкой, какой он ее и запомнил.

Пока она не увидела его.

Она закрылась, как цветок перед грозой, отвернулась от него и отказалась с ним разговаривать. В этот момент он возненавидел Артуро всем своим существом за то, чего он стоил ему. Ее.

Данте не позволял себе думать о ней. Пока Вито снова не напомнил ему о ее существовании. Хотя он и беспокоился о ней. Все ли с ней в порядке? Хорошо ли она питается? Как ее нога? Каждый раз, когда он получал уведомление о переводе денег, он задавался вопросом: где она работает? где живет?

Кажется, нога все еще беспокоила ее. Но следующие несколько часов она провела на ногах, хрупкая и бледная. Волосы были уложены в грязный пучок, открывая хрупкую шею. Лицо сосредоточено.

Она улыбалась коллегам, но улыбка исчезала с ее лица, как только она поворачивалась в его сторону. Женщина, которая нахально ему ухмылялась, дразнила и позволила заглянуть себе в душу, исчезла.

Боже, как он скучал по ней.

Теперь она сидела рядом с ним, но между ними воцарилась непроницаемая и густая тишина.

Он думал, что придется долго уговаривать ее, но, конечно же, она хотела очистить имя своего отца. Данте и сам хотел это сделать.

Разговор с Ривом прошел как-то странно. Голосом Стивена говорил совсем молодой парень. И это было очень странно. Сотни извинений готовы были сорваться с губ Данте, когда он увидел ужимки своего старого друга в поведении Рива. Когда Рив в упор спросил его, не произошло ли что-нибудь между ним и Ками в Уистлере, буквально пригвоздив его к месту острым как бритва взглядом, Данте был так удивлен, что его лицо сказало всю правду еще до того, как он успел что-то соврать.

Неодобрение Рива уязвляло гордость Данте. Он понимал, что любая попытка заявить о благих намерениях будет встречена с презрением. Даже с подозрением.

Ками точно не хотела возобновлять их отношения. Она ясно дала понять, что ей это не интересно, еще до того, как он рассказал ей об Артуро. Она думала, что у них были неправильные отношения.

Тем не менее она здесь. Тихая и уступчивая, с ним рядом. Почти покорная. Если бы он не услышал стальные нотки в ее голосе, когда она разговаривала с братом, он бы подумал, что она защищается. Осторожничает. Данте казалось, что все карты у него в руках, как и прежде, хотя очевидно, что он все потерял.

Она, наверное, устала. Он, по крайней мере, уж точно. С того момента, как Вито сказал ему, что Артуро ворует деньги, Данте постоянно тошнило. От одной только мысли, чего это стоило Ками и ее брату. Когда он воочию увидел, как они жили, ему стало еще хуже. Он говорил чистую правду, когда заявил, что в том клоповнике Ками больше не останется.

Еще одно предательство, и еще одно горе. Хотя потеря Стивена была гораздо более несправедливой, с ней было труднее смириться. Все, что Данте видел в этом человеке десять лет назад, его слепая вера в идеи Данте, поощрение и стремление к успеху, отцовская гордость, были реальными.

Он сглотнул комок в горле. Данте искренне хотел почувствовать, как ему повезло, что в его жизни было три замечательных отца. Но чувство обмана не покидало его.

— Я не прощу себя за то, что вычеркнул твоего отца из своей жизни, — сказал он Ками, когда самолет выровнялся и стюардесса ушла, чтобы принести ромашковый чай. — Он был хорошим другом. Я не должен был бросать его детей на произвол судьбы.

Ками отвернулась к иллюминатору, наблюдая, как черное одеяло Тихого океана проплывало под ними.

— Я не знаю, что сказать, — еле слышно проговорила Ками. — Я слишком устала, чтобы с этим разбираться. Я просто хочу выпить чаю, заснуть и покончить со всем этим, когда мы доберемся до Сицилии. Ты не против?

— Нет. — Он хотел взять ее за руку, утешить. Рассказать все, что угнетало его все это время. — Иди в каюту, — кивнул Данте в сторону двери позади них.

— В этом самолете есть спальня? — фыркнула Ками. — И сколько их? А бассейн есть? Дорожки для боулинга?

Данте не понял, было ли это простое женское любопытство или же пример сухого остроумия, поэтому просто ответил:

— Только одна каюта. И телевизор, — кивнул он в сторону монитора, где можно было наблюдать за маршрутом.

— Мне и здесь хорошо, — сухо сказала Ками.

— Я останусь здесь, — ответил Данте, потерев переносицу. — Я войду в каюту, только чтобы предупредить тебя о турбулентности. Тебе придется вернуться на место и пристегнуться.

— Я в порядке, — упрямо повторила Ками.

Три слова, произнесенные слабым шепотом, наполнили его легкие бетоном.

Следующие полчаса Ками цедила чай и смотрела в черноту иллюминатора. В конце концов она уснула. Данте отстегнул ремни безопасности и отнес ее в постель. Ему очень хотелось остаться с ней. Ему так не хватало тепла ее тела, чтобы прогнать арктический холод, поселившийся в его душе.