Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заболела рана. Кажется, вовсю шел воспалительный процесс. Вмешательство фельдшера становилось крайне необходимым.
Бывают редкие минуты, когда отчаяние может охватить даже очень сильного человека. Особенно, если ему предстоит в одиночку совершить то, что порой сложно сделать даже могущественным спецслужбам. В сознании уже копошились предательские мысли: «Это тупик. Видимо, я переоценил собственные возможности. Как я смогу найти заложника? Иголку в стогу сена и то обнаружить проще. А раз так, может быть, Махмуд был прав, когда отговаривал меня от подобного безрассудного маршрута? Еще не поздно договориться с Абдулхасаном, чтобы он отвез меня обратно в Аль-Касимию. Там я сел бы на более надежный транспорт и вернулся в Багдад. Кроме того, существует другая, вполне реальная угроза — Айман. Он уволен из компании. Сидит у себя дома и ждет, когда я сообщу ему радостную весть, что заложники спасены. А что если он, услышав о том, что Киселев уже на свободе, решит, что моя миссия выполнена? И станет открыто говорить об этом?»
Агаев приподнялся на кровати, сморщившись от боли. Надо немедленно отбросить всякие сомнения! И, не думая ни о чем, двигаться вперед. Другого пути нет.
С этими мыслями он заснул. Его разбудил нерешительный стук в дверь.
Открыв глаза, Дмитрий достал свой вещмешок и вытащил сложенный автомат. Вставив рожок и переключив АКМ на автоматический режим стрельбы, медленно захромал к двери и спросил сонным голосом:
— Кто там?
— Это я, Абдулхасан. Я уезжаю. Тебе ничего не нужно?
Агаев вспомнил свои недавние колебания и усмехнулся. Сон словно тряпкой смыл с его души последние следы этой внутренней борьбы.
— Сейчас, Абдулхасан, минуту….
Положив автомат под кровать, он надел «соуб» и открыл дверь. Демонстративно зевнув, взглянул на часы. Была вторая половина дня.
— Как ты себя чувствуешь? — задал вопрос Абдулхасан, когда они поздоровались. — Извини, что разбудил. Но я не мог уехать, не узнав о твоем здоровье.
— Да ничего, спасибо. Но помощь фельдшера потребуется обязательно. Ты не знаешь, он еще не приехал?
Абдулхасан, словно извиняясь, отрицательно покачал головой.
— Но я думаю, что будет очень скоро. Прости, Салех, что вмешиваюсь не в свое дело, но позволь у тебя спросить… Так ли тебе важно в это время ехать в Аль-Джабирию? Ведь попасть туда практически невозможно. Я слышал, что недавно из города еле-еле вывезли нескольких людей с тяжелыми ранениями. Их родственники рассказывали, что американцы взяли в блокаду всю территорию…
— Извини, дружище, но мне все это прекрасно известно. А от кого ты это слышал?
Информация могла оказаться просто бесценной. Если бы только он сумел выйти на тех людей, о которых рассказывал Абдулхасан…
— А на том самом рынке, где мы с вами встретились, — ответил иракец. — Рядом с моей машиной разговаривали два приезжих мелких оптовика.
«Да-а, — подумал Агаев, — этот вариант можно вычеркнуть из рассмотрения. Времени на его проработку может не хватить».
— Ты не обедал? Давай сходим в кафе. Подскажешь, что лучше всего заказать, — сказал он Абдулхасану. — Ты пока подожди у себя. Мне надо еще умыться, побриться и переодеться.
Первым делом Дмитрий тщательно убрал автомат в вещмешок. Он задумался на минуту, стоит ли нести этот груз с собой в кафе. У администратора должен быть запасной ключ. Хоть это и частная гостиница, кто знает, на кого он может работать. Влияние аль-Халиди могло распространяться и на это заведение. Но тащить имущество в кафе тоже несерьезно, только привлечет еще большее внимание.
Агаев снова снял с себя «соуб» и «ихрам» и положил их в вещмешок, предварительно достав обновку, купленную на рынке. После этого задвинул мешок глубоко под кровать и стал переодеваться в новую одежду, купленную в Аль-Касимии. Умывшись, но так и не побрившись, он спустился в вестибюль.
Когда они вместе с Абдалхасаном вошли в кафе, расположенное на первом этаже мотеля, и сели за столик у двери, то сразу обратили внимание на двух человек, которые в самом дальнем углу курили кальян. Один из них, молодой парень лет двадцати пяти, увидев Абдулхасана, тут же подошел и поздоровался. Затем почтительно кивнул Агаеву.
Абдулхасан представил их друг другу.
— Это Тарик. Он сын хозяина мотеля. А это господин Салех Мухаммед. Он из Багдада. Занимается бизнесом.
Тарик уселся рядом с ними и, приказав официанту принести гостям чая и еды, посмотрел на Абдулхасана:
— Что-то давно тебя не было видно. Мы даже думали, упаси Аллах, не случилось ли что-нибудь? Все в порядке?
— Как сказать, в порядке, Тарик? — вздохнул Абдулхасан. — Ты же знаешь, сегодня о чем-то хорошем говорить не приходится. Кое-как тянем свою лямку.
— Да, сейчас времена непростые. То стрельба, то налеты, то страшные взрывы.
— А где твой отец? Обычно он всегда сам встречал новых постояльцев. А сегодня я видел в холле только администратора.
— Он сейчас вынужден заниматься с внуками, моими сыновьями. Я привез их в Аль-Махарию.
Молодой человек выглядел очень озабоченным.
— А почему они не выедут в Тикрит? — удивился Абдулхасан. — Там, вроде, не так опасно.
— Бог знает, когда мы были в родном городе в последний раз. Еще когда отец начал строить здесь эту гостиницу, мы все переехали сюда. В Аль-Махарии мы купили участок земли и построили там дом. Там я и женился и создал семью. Иногда мы бывали в Тикрите, встречались с управляющим, который занимался нашим садовым хозяйством, проверяли, как идут дела. Но с началом войны боялись покидать это место, потому что на дорогах стало очень опасно. Мы там, в Аль-Махарии, до сих пор и живем. Вчера я собрался было ехать в Аль-Джабирию, но мне пришлось вернуться с полдороги. Мне сказали, что там начались атаки американских боевых вертолетов и танков. Ты не представляешь, Абдулхасан, как мне страшно за мою семью! Боюсь, что война докатится и до нашего дома. Но самое страшное, что в Аль-Джабирии живут мои родственники — маленький племянник и сестра. А недавно мы узнали, что мой свояк, ее муж погиб в боях. Связи с Аль-Джабирией нет. Я узнал это от людей, когда позавчера ездил в Аль-Махарию.