— Нет, мы их поставим в стаканчик, у меня во дворце культуры знакомая работает. Сейчас зайдём и всё уладим.

— А, ну тогда ладно. Спасибо, что позвал. Я стараюсь не пропускать её концерты.

— Живая акустика всегда круче даже самых продвинутых колонок. Я бы на Рамштайн сходил, но… Кажется, до нас им долго ещё ехать, — со смешком закончил он.

Яркая публика прибывала и прибывала. Билеты оказались буквально на пятом ряду, и Варвара с подробностями изучила Хелавису на сцене.

… Они вышли в сиреневую вечернюю мглу. Фонтаны рядом с дворцом ещё не работали.

— И как тебе концерт? — спросил Влад.

— Хорошо. Но мне показалось, что она уставшая.

— Это потому что близко.

— У неё интересные метафоры. Некоторые прямо впечатываются в мозг — «вспоминай моё имя, прикасайся рукой». Ну, и музыканты. Хотела бы я так писать стихи… Она, кажется, знает несколько языков и может на них петь или практически писать тексты. Здорово. А ты, что ты находишь в этом тяжёлом Рамштайн? Я смотрела их последний клип. Странные, смешанные чувства. Особенно эта негритянка беременная. И эти щенки. Брр…

Они присели на скамейку. Влад, как заметила уже Варвара, не курил. Возможно, в прошлом у него была такая привычка. Вообще, он производил ощущение слишком «орднунг-орднунг», немецкое слово, застрявшее в голове непонятно как. Странно, что ему нравится группа, которая буквально ломает все стереотипы.

— Так это именно и ценно. Что касается негритянки — ты уже, наверное, читала, что это осмысление проблем миграции. Видишь ли, Линдеманн родился в Восточной Германии, во времена социализма. У него есть сингл, называется «Радио». Я слушал передачу по переводу. Хитрость в том, что я не знаю немецкого, но обычно читаю переводы его песен. Так вот, «Радио». Смысл такой — мы жили в закрытой стране, и лишь иногда, как глоток свободы, слушали радио. Нам запрещали привозить пластинки, в общем, как у нас в СССР — железный занавес. Ну, и потом Берлинская стена рухнула. Наступила свобода. Как раз осмысление проблем миграции и есть осмысление свободы, внезапно свалившейся на голову. Клип «Дойчланд» интересный. Разобран уже до деталей, вроде бы, всё понятно. Но когда смотришь это целиком, возникает в голове что-то невероятное. Осмысление истории. Если бы у нас так осмыслить. Но сколько ни стараются, получается попса. У Рамштайн музыка очень сильная, на самом деле. Тексты жёсткие. «Амор, амор, алле воллен нур дихь цахмен», если, конечно, правильно говорю. Любовь, все хотят тебя приручить. Простые слова. Но начинаешь их крутить, и получается — все хотят манипулировать людьми. Все говорят о любви, а на самом деле — хотят получить власть. Кстати, насмотрелся я на этих тёток на декаднике, хочу и нынче к Скоробогатову пойти.

— Что за тётки?

— Да эти, улетевшие. Там их местная большая тётя развлекает, ведьмой себя воображает. Сидят, ритуалы какие-то со свечами делают. Пляски устраивают. И всё потому, что очень хочется приручить мужчин. Амор-амор. Кстати, дальше. У него мысль — все хотят тебя (то есть, любовь) приручить, но в итоге попадаются к тебе в пасть, то есть, в пасть любви, конечно. Клип того жёстче. Просто понимаешь, что любовь в итоге получается какой-то предопределённостью. Даже нет — чудовищем, которое хочется приручить, но в итоге дрессировщик вынужден положить свою голову в пасть. Представила картинку? Дрессировщик кладёт в пасть льва голову. И пасть закрывается.

— Как-то кровожадно. Что-то стало холодать…

— Ты же не пьёшь, или скрывала? — с хохотом он обнял её за плечи. — Слушай… насчёт прошлого раза. Ты извини, пожалуйста. Меня этот алкоголик уже довел до ручки, практически. Я, кстати, сейчас плотно занимаюсь этой темой. Мониторю рынок. Можно продать долю. Что-то пока держит в этом доме, ностальгия, что ли. Короче говоря, я ему тут дал денег на дорогу и отправил в его любимую деревню. А сам пока решаю для себя, что выгоднее. У него эту комнату купить или свои комнаты продать и купить себе что-нибудь приличное. Конечно, привык я жить в полногабаритных квартирах, ну, посмотрю, что тут ещё в центре есть. Так что, квартира полностью свободна.

— Это приглашение?

— Считай, что так. Но и ты девушка свободная, и вправе, как пишут в некоторых учебниках, сделать свой осознанный выбор. Но, внимание, выбор накладывает ответственность.

— Хорошо, пошли, но небыстрым шагом. Сегодня хорошо.

Они зашли в квартиру и уже по-настоящему обнялись и поцеловались. Мысли не мешали. Варвара знала, что если мысли улетают, то наступает облегчение. Будто отогнал мух от мёда.

Всё происходило молча и в полной тишине.

Странно. Варвара не думала, а просто ощущала. Это был танец или что-то другое, когда партнёр ведёт, но не навязывает, будто ты сама только этого и хотела минуту назад, просто не знала. Это момент, когда не надо преодолевать отвращение к старому телу и прибегать к помощи владельцу этого тела довести себя до нужного состояния.

Варвара сейчас поняла, насколько её сковывает Андрей. Насколько он неприятен именно потому, что все отношения лживы. Тут всё-таки одна муха-мысль залетела: «Неужели ты думаешь, что с Владом у тебя будет полная гармония? Ты его совсем не знаешь!».

… Утро было нежным и сонным. Варвара ощущала себя королевой, потому что Влад встал рано и сбегал за пирожными, которые были уложены на красивую тарелку и поданы на подносе вместе с кофе.

Но идиллию утра разрушил телефонный звонок.

Влад сидел в кресле и поглаживал её за ногу, пока она пила кофе, жмурясь от лёгкой щекотки.

— Да, я слушаю. Представьтесь, пожалуйста.

В трубке что-то ответили.

— А почему я должен Вам верить? Пока не вижу никаких причин.

В трубке снова что-то стали доказывать.

— Хорошо, я постараюсь. Это очень срочно?

Видимо, собеседник был убедителен. Влад ещё на несколько минут выходил на кухню, и Варвара ничего не смогла понять из разговора. Потом он быстро зашёл в комнату:

— Одевайся, мне нужно срочно встретиться с одним человеком. Возникли проблемы. Я тебя подвезу на машине. Извини, что так получилось. Понимаешь, бывают у мужчины дела.

Глава 26

Дорошин сидел в своём кабинете, но услышал шум в коридоре. В дверь быстро постучали, и в проёме показалась голова Шашерина.

— Виктор Николаевич, вот тут рвётся к Вам толпа посетителей, говорят, что только с Вами будут разговаривать.

— А в чём дело?

— Говорят, мошенничество.

— Ну так пусть пишут заявление.

— Говорят, что мошенничество неявное.

— Ладно, пусть проходят.

В кабинет ввалилось человек пять, странные тетки в платках и длинных юбках.