А если нас заметут?

За что? За то, что в лифте застряли? — засмеялсяшмендрик. — Бог миловал, мы чистенькие. Вот кабы мы в квартиру залезли ипотом с добром застряли, дело другое было бы. А так…

И вдруг он заголосил:

Ой, люди добрые, помогите! В лифте застряли, человеку ссердцем плохо!

Тоже мне взломщики, из лифта выбраться не могут, —прошептал Леха.

Слушай, Леха, пошли вниз, зачем нам тут светиться?

Погоди, может, они еще что-нибудь интересное скажут.

Но тут, по-видимому, откликнулся диспетчер, потому чтошмендрик заорал:

— Да скорее, вы что, столько времени не отзываетесь!Тут и помереть недолго! Живей, живей, девушка, когда мастер будет? Минут черездвадцать? Ты что, в своем уме, а если я умру, отвечать кто будет?

И тут вдруг на лестнице раздался топот, Леха перегнулсячерез перила и отпрянул.

— Менты! — шепнул он и, схватив Гошку за рукав,ринулся вверх. Взлетев на один этаж, он замер.

— Ты чего? — не понял Гошка.

Леха прижал палец к губам.

Это действительно были милиционеры.

— Эй, люди, помогите! — крикнул шмендрик.

— Это мы быстро! — сказал один из четырех мужчин вформе. — Не волнуйтесь, граждане, сейчас мигом вас освободим! Все будет впорядочке, нервы поберегите! — приговаривал он, возясь с дверью лифта.

И вдруг вспыхнул свет, двери разошлись.

Стоп! Руки! — крикнул милиционер. — Вы арестованы!

Что за глупые шутки! Это произвол! — вякнул шмендрик,белый как мел.

Гражданин Дубовик? Гражданин Кульков? Какая радость!Наконец-то встретились! Давненько за вами наблюдаем, ох, давненько. Скользкийвы наш! Ну, теперь легко не отделаетесь! Пошли-пошли!

И преступников увели. Мальчики остались в полном ошалении.

Выходит, Елизавета его все-таки сдала? Своего дружбанашкольного? — пробормотал Леха.

Может, и нет. Вряд ли… Наверное, за ними просто следили…

Но ведь это облом, Гошка, полный облом! Как мы теперь на тутетку выйдем, как найдем шантажистов?

— Леха, наоборот! Теперь же кто-то другой будет бабкитребовать! Этот ведь только посредником был, а заказчик не всякому доверится.

Тогда, значит, придется еще почти месяц ждать, а там школаначнется и всякая лабуда.

Это точно. Ну, может» Маня с Лизаветой что-то надыбают.

Гошка, слушай, у меня идея! Может, нам в ментуру сунуться,матерьяльчику подкинуть на счет вымогательства, и все такое… Вдруг они нампомогут?

Ты сдурел, Шмаков? Маргарита и сама могла бы в милициюобратиться, но не захотела! И потом… Знаешь, я думаю, у них и без нас есть чтона этих гавриков повесить, а мы еще будем им добавлять? На зоне и так не сахар…

Ну ты даешь, гуманист, да?

Да, гуманист!

Ох, блин! Ты что-то совсем плохой стал, Гуляев. Преступниковжалеешь.

Преступники — тоже люди.

— Ну, тогда тебе надо лобзик купить!

Какой еще лобзик?

Для художественного выпиливания! Сиди себе и выпиливайфигурки! Кошек, собачек, березки плакучие… А ты, как дурак, за преступникамигоняешься! А потом их же и жалеешь!

Я жалею не преступников, а людей!

Преступники — не люди!

Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на великепоедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется ипомрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могутв колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?

Ну ты и загнул! Этот же шмендрик — мало что шантажист, онграбитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусына колесах — фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуруобращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратиласьна замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли нена попытке ограбления, а могли бы — небось менты не хуже нас знали, за какимчертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у нихматериальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайнозастрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивленияоказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасныепреступники.

— А я не спорю!

Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя,если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.

За что?

За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Такон инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта историяточно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всюдорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто.Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.

Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!

Да ладно тебе, — засмущался тот.

Моя мама всегда говорит: Леша — чудный малый, золотоесердце!

Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, онау тебя клевая… — Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. — Ну все,куда мы теперь?

Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.

Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?

Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.

Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!

Я вообще-то тоже. Рванули!

А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторонуТекстильщиков. Всеми правдами и неправдами Елизавете Платоновне удалосьраздобыть у Аллы Дмитриевны адрес Ларисы.

Вы волнуетесь, да? — спросила Маня, видя, что еестаршая подруга нервно постукивает намани-

кюренными длинными ногтями по рулю, когда они останавливаютсяна красный свет.

Да. Мне почему-то очень неспокойно.

Так, может, вернемся, а?

Сама не знаю…

Давайте вернемся, а к Ларисе мы потом сами смотаемся.

— Да нет, я терпеть не могу бросать начатое. Давай ужхоть что-то доведем до конца.

Лариса Петровна Курочкина жила в старой пятиэтажке, вподъезде со сломанным замком, без лифта, где нестерпимо воняло кошками. Но назвонок им никто не открыл. Маня заглянула внизу в почтовый ящик. Он явно былпуст.

Значит, она в Москве, — констатировала девочка.