– Дай взглянуть, – попросил Юрий.

– Потом, – отрубила Степанида, – зачем пугать ничего не смыслящих в медицине людей медицинскими терминами?

– Я дура? – растерялась Аня.

– Конечно, нет, – улыбнулась Степанида Андреевна, – многие позавидуют твоему уму и сообразительности. Если человек не тренируется, разве он сможет сесть на шпагат?

– Нет, – тихо ответила Анечка.

– Вот и у тебя с родным отцом такая же ситуация, – продолжала Степанида. – Необходимо было с первых месяцев жизни нагружать ваш мозг, дабы он «сел на шпагат». Сейчас я не готова объяснить тебе ситуацию в деталях, чуть позже, когда ты подрастешь, наверное, я смогу подобрать слова. Эта патология очень редкая, вот так нам всем повезло. Конечно, головная боль – не самый приятный подарок судьбы, но зато кое-какие отклонения от стандарта на рентгеновском снимке стопроцентно свидетельствуют о твоем родстве с Юрием Игоревичем.

– Значит, Олеся родила дочь и сгрузила ее бабке! – подхватила я.

– Больше никаких вариантов, – кивнула Степанида, – наверное, пожалела денег на аборт.

Аня ткнула пальцем в Лену.

– Она мне не мать!

Елена разрыдалась, Степанида поморщилась.

– Успокойтесь. Ничего страшного не случилось. Наоборот, теперь судьба Ани изменится к лучшему. Она получит профессию врача и в перспективе станет владелицей этого центра.

– Вы моя дочь? – протянул Юрий. – Ну… рад знакомству. Хотите учиться на медфаке?

Степанида привычно постучала карандашом по столу. Наверное, подобным образом председатель совета директоров требует тишины во время заседаний.

– Нам придется пройти через ряд формальностей. Очень надеюсь на Евдокимова, не хочется кормить новостями желтую прессу. Может, сказать, что Аня воспитывалась в Швейцарии? Я подумаю, как избежать кривотолков.

– Вы намерены официально признать девочку? – с недоверием спросила я.

– Конечно, – моментально подтвердила Степанида. – Она подарок судьбы, родная кровь.

Меня словно черт толкнул в ребро.

– Шестнадцать лет назад вы имели другое мнение по поводу появления Анечки на свет.

– Тогда мой сын был здоров, – парировала Степанида, – я надеялась обрести внуков от приличной женщины, а не от порочной девки. Но сейчас я рада, что Олеся не сделала аборт.

– А я? – зарыдала Лена. – Как мне жить одной? Десять лет воспитывала девочку, деньги тратила!

– Мы найдем способ все вам возместить, – пообещала Степанида.

– Не хочу! – в голос заорала Лена, она зарыдала, повернулась и больно ударила меня по шее: – Какого хрена ты их нашла?

Я скорчилась, но пролепетала:

– Вы обратились к нам за помощью в розыске родных Ани.

– Да-а, – обиженно проныла Лена, – я просила найти алкоголиков-бомжей-наркоманов, чтобы девчонка меня гнобить перестала, а ты ей кого предоставила?

Юра вскочил и выбежал за дверь, Лена, размазывая по лицу слезы, продолжала рыдать, выговаривая сквозь плач:

– Одна… одинешенька… до смерти… хотела Аню попугать, а получилось…

Девочка подошла к приемной матери, обняла ее и сказала:

– Я тебя никогда не брошу.

– Правда? – шмыгнула носом Лена. – Ты же меня ненавидишь! Всегда споришь! Злишься! Возражаешь!

В кабинет вернулся Юра, он протянул мне пакет со льдом и посоветовал:

– Приложите к месту удара.

– Я не хотела, простите, – заканючила Лена.

Слава богу, от ее платка перестало вонять дешевым парфюмом, но у меня закружилась голова и неожиданно появилось уже знакомое ощущение. Такое бывает у человека, который сидит в зрительном зале. Пьеса гениальная, актеры изумительны, но все неправда.

– Мы не будем протестовать против вашего общения с Аней, – пообещала Степанида, – наш дом всегда открыт для той, что спасла девочку.

– Я тебя люблю, мы просто по-разному смотрим на мир, – сказала Лене Аня.

– Не убирайте холодный компресс, – предостерег меня Юра.

– Вечером встретимся с адвокатом! – воскликнула Степанида.

– Очень быстро развиваются события, – прошептала я.

– Что? – не расслышал Юрий. – Вам больно? Скоро пройдет.

Я отбросила пакет на столик.

– Можно мне взглянуть на снимок Ани?

– Вы рентгенолог? – вскинула брови Степанида.

– Нет, – призналась я, – и даже не терапевт.

– Тогда ничего не поймете, – заартачилась Гвоздева.

– У вас есть причина не показывать пленку? – ринулась я в атаку.

– Юра, принеси валерьянки, она нам не помешает, – велела профессор.

Главврач снова ушел.

Степанида Андреевна встала, взяла со стола большой пакет из желтой бумаги, подошла к какой-то коробке на стене, повозилась около нее, зажгла свет, и я увидела череп с зубами, покрытыми белыми пятнами. Аня страдала кариесом, ей чинили почти каждый резец и клык, а еще у нее были депульпированы два передних зуба. Светлые ниточки на снимке – это зацементированные стоматологом после удаления нервов каналы. Но зубы Ане не удаляли, ее челюсть напоминала тесно набитый семечками подсолнух.

– Видите вон тот изгиб? – спросила Степанида.

– Где? – прищурилась я.

– Слева, – уточнила профессор.

– Вроде, – кивнула я, – типа запятой.

– В нем корень проблемы, – объяснила Степанида, – такая особенность строения черепа есть лишь у нас, Гвоздевых. Если чужая генетика, то «запятой» не обнаружится.

– Валерьяны нет, остался настой пиона, – сказал Юра, появляясь в кабинете.

Степанида погасила подсветку снимка.

– Пион здесь не показан, загляни к Виолетте, в третье отделение.

Сын поспешил выполнить распоряжение, Степанида вынула пленку, уложила ее в пакет и спрятала в центральный ящик своего стола.

– Кстати, я вспомнила Владу Сергеевну, – неожиданно сказала она.

– Правда? – усомнилась я. – Вы никогда не жили на проспекте Мира.

– Зато снимали дачу в деревне Грибки, – засмеялась Степанида. – Влада жила с нами в одной избе. Довольно долгое время мы поддерживали близкие отношения. Она отличный человек немереной доброты. Но затем я занялась строительством центра, и связь между нами прервалась.

– Странно, что вы вчера об этом не вспомнили, – протянула я.

Степанида Андреевна склонила голову к плечу.

– Ну в этом виноваты вы. Завели речь о соседке с проспекта Мира. Я и ответила правду: мы живем в другом месте. Я никогда не называла директрису детдома по отчеству, и она для меня не Влада, а Лада. Отсюда и недоразумение.