литра молока, стакан меда и три чашки морской соли с теплой водой, успевшей набраться в ванне за двадцать минут, получится «ванна Клеопатры».

Если к этому добавить воду, натекшую еще за тридцать пять минут, получится всемирный потоп. А если учесть, что наша квартира находится в старом доме с щелястыми полами, то всемирный потоп получится в квартире этажом ниже.

Примерно такую задачку я могла бы решать, если б осталась сидеть за столом с домашним заданием по математике вместо того, чтобы пытаться поразить воображение мамы «ванной Клеопатры». Но я за столом не сидела — и поразила нашу соседку фрау Хандмайстер потопом в ее спальне.

Фрау Хандмайстер, к счастью, мигом сообразила, откуда хлещет вода, потому что ее спальня расположена как раз под нашей ванной. И тогда, не дозвонившись в нашу дверь, она вызвала пожарных.

Все это я узнала, когда, запыхавшись, примчалась домой. К открытому окну гостиной была приставлена пожарная лестница. В нашей квартире находились полицейский и пять пожарников, которые огромными губками пытались собрать воду с пола в ведра.

Через минуту появился папай.

Через три минуты — мама.

Через шестьдесят минут разразилась чудовищная головомойка.

Почему только через шестьдесят? Просто раньше для этого не было времени. Из ванной вода растеклась по всем комнатам. И лишь после того, как полы были уже почти сухими, полицейский составил рапорт, а папай его подписал и распрощался с пожарными, он дал волю чувствам.

Это было как минимум вдвое хуже, чем тогда, когда я случайно заперла его в ванной, и ему пришлось проторчать там шесть с лишним часов. Теперь в нашей ванной все было липким от меда и морской соли, а полотенца, одеяла и простыни в нашей квартире были мокрыми насквозь. Мы с папаем, само собой, помогали пожарным побыстрее справиться с потопом, и бросали на пол все, что могло впитывать воду.

Бабушка развешивала мокрые вещи в садике Вивиан Балибар. Собственного сада у нас не было, зато была разъяренная соседка, которой сейчас занимался дедушка. Что он ей говорил, мы не слышали, зато вопли и ругань фрау Хандмайстер доносились вполне отчетливо.

— Какую новость вы хотите услышать первой? — спросил дедушка, входя к нам с тетей Лизбет на руках. — Хорошую или плохую?

— Хорошую! — крикнула я.

— Плохую! — хором отозвались мама с папаем.

Папай сидел в мокрых насквозь джинсах на полу, а мама лежала на кровати, которая еще недавно напоминала спасательный плот. Воды в комнатах было еще сантиметра на три. Мама была единственным человеком, который не принимал участие в спасательных работах: папай запретил ей даже пальцем шевелить.

— Плохая новость, — сказал дедушка, — заключается в том, что вода повредила все потолки у фрау Хандмайстер. И еще у нее упала и разбилась ваза из китайского фарфора.

— Бумс! — подтвердила тетя Лизбет. — Столько черепков! Разлетелись во все стороны!

Тетя для убедительности широко взмахнула руками. Папай с трудом перевел дух. Мама тихонько застонала, и мне тут же захотелось испариться и исчезнуть, чтобы ничего не знать об ужасных последствиях.

Но плохая новость продолжалась.

— Кроме того, вода испортила марокканский ковер фрау Хандмайстер и ее дорогую стереосистему, — продолжал дедушка. — С учетом стоимости вызова пожарной команды, этот потоп обойдется нам в несколько тысяч евро.

Дедушка посмотрел на меня и поднял брови. Папай с мамой словно проглотили языки. Я заметила, что уголки губ у дедушки подрагивают, и это придало мне смелости открыть рот.

— А хорошая новость? — пискнула я.

Дедушкины губы растянулись в улыбке.

— Хорошая новость… — начал он. — Дело в том, что в прошлом году я заключил страховой договор, который предусматривает возмещение ущерба в случае повреждения его водой. Я только что звонил в страховую компанию, и они согласились оплатить расходы, — дедушка подошел ко мне и похлопал по плечу. — Думаю, что даже в самом плохом событии всегда найдется немного хорошего.

— Точно! — воскликнула я и с надеждой посмотрела на маму и папая. Они тоже, как мне показалось, вздохнули с облегчением.

Но потом папай увидел размокшую коробку с дисками, которые искупались не по собственной воле, и мокрые вещи, в беспорядке разбросанные по квартире: обувь в прихожей, корзинку с мамиными журналами, игрушечных мышек Белоснежки, собственные грязные носки, контейнеры со старыми одежками тети Лизбет, которые принесла нам бабушка, руины моего суперкосмического экспресса для путешествий по Вселенной, мою тетрадь по математике с незаконченной задачкой и еще много всякой всячины.

— Этой девчонке надо как следует намылить шею! — возмущенно проговорил папай.

И это замечание относилось совсем не к моей тете, которая тем временем подбирала с пола Белоснежкиных мышек.

— Теперь это водяная крыса! — заявила тетя, держа мокрую мышку за хвост и болтая ею в воздухе.

— И о чем, позволь узнать, ты думала, когда ушла из дому? — вздохнула мама и села на кровати.

— О тебе, — прошептала я. — И про маленького братишку. И про папая. Я хотела сделать что-нибудь полезное. А потом встретила Салли и забыла про время…

Папай встал и взял меня за руку. И мы вплотную занялись ликвидацией последствий потопа.

В полночь папай отправил меня спать. Бабушка принесла нам сухое постельное белье. Когда в пятницу я вернулась из школы, мама снова лежала в постели. Утром она побывала у Франца и, как и дедушка, принесла хорошую и плохую новости. Теперь и я наконец поняла, почему сначала нужно выслушать плохие новости. Хорошие сделают так, что плохие не будут казаться такими уж плохими, а плохая новость способна испортить впечатление от самой хорошей.

Плохой новостью было то, что у мамы начались ранние схватки, а это могло привести к преждевременным родам.

— Но они были легкими, — добавила мама, — поэтому Франц кладет меня в больницу на ближайшие две недели. Я должна поберечь себя и малыша, побольше лежать, и все снова будет хорошо.

Мама улыбнулась, но мне стало не по себе.

— Это, наверно, я виновата? — спросила я папая, когда вечером мы снова развешивали белье на веревках. — Из-за меня у мамы начались эти ранние схватки?

Папай схватил меня двумя пальцами за нос:

— Не бери в голову, Кокада. Твоей вины здесь нет. Ты же знаешь маму. В больнице она постоянно беспокоится о своих пациентах. А теперь ей и самой придется стать пациентом. — Папай вдруг стал очень серьезным: — И мне будет легче, если ты позволишь Всевышнему самому позаботиться о маме. Никаких самостоятельных шагов и неожиданностей! Побольше занимайся собственными делами, ладно?

— Ладно, — пробормотала я и подумала, что главным моим делом остается собственный день рождения.

Правда, без папая и тут не